Черный огонь. Славяне против варягов и черных волхвов - Николай Бахрошин Страница 13

— Конечно, забыли. А как иначе? Один, Всеотец, сидя на престоле на утесе Хлидскьяльв, откуда видны все пределы мира, все время посматривает вниз: где там Дюги Свирепый? Чтоб был под рукой, когда понадобится совет, — вставил Ингвар Одно Ухо.

— Ты так думаешь? — серьезно спросил Дюги и озадаченно замолчал. Сдвинул налобье шлема, задумчиво почесал лоб, украшенный двумя почетными шрамами. Наверное, соображал, что бы ему посоветовать Мудрейшему в первую очередь.

Дюги — великий воин. Жалко, глуп, как кряква. Будь у него столько же ума, сколько силы в руках и спине, стать бы ему великим конунгом. Боги подарили ему высокое, как башня, могучее тело, но отвлеклись, забыли положить в голову хоть немного ума…

— Я уверен, — не менее серьезно подтвердил Одно Ухо, сохраняя лицо каменным, как скала.

Воины, слушавшие наш разговор, кашляли и отворачивались, пряча усмешки в вислых усах и бородах, отросших во время похода. Дюги не зря заработал свое почетное прозвище Свирепый, он мог разъяриться в любой момент, как медведь, которого кольнули копьем. Даже женщин он сначала убивал, чтобы распалиться, попробовать на вкус еще теплую кровь, а уж потом только брал, пока не остыли. Поэтому, знали все, семя свое он проливал только в набегах.

Впрочем, Ингвар — тоже знаменитый воин. Высокий, сухой и широкий костью, он славился тем, что не знал усталости в битвах. Пусть он не перетянул бы Дюги на канате, но в поединке на мечах или топорах вполне мог с ним поспорить. Только он и еще несколько хольдов, старших воинов дружины, позволяли себе подшучивать над Свирепым, не боясь получить вызов на бой на равном оружии…

Дул попутный ветер, и идти по течению чужой реки было легко. Мы поставили мачты в гнезда, натянули во всю ширь паруса, и деревянные кони сами скользили по гладкому, как полированное серебро, зеркалу пресной воды. Здешние реки не имеют такой силы, как наше море, чтоб подбрасывать драккар упругой волной. Воины сложили весла вдоль бортов и отдыхали без гребли на румах — скамьях для гребцов вдоль бортов, — переговариваясь и поглядывая на чужую землю. Иные спали, растянувшись на днище, использовали пустое время для отдыха. Если дети Одина могут спокойно спать в море, когда морской дракон пляшет на волнах, как брыкливый жеребчик, ужаленный оводом, то почему им не спать на спокойной воде?

Стоя у кормового весла, которое держал Бьерн Пегий, я сам смотрел, как проплывают мимо бесконечные берега реки.

Я не знаю, кто первый назвал эти края Гардарикой — страной городов. Даже старый Бьерн, исходивший вдоль и поперек водные пути Мидгарда, про это не знал. Давно назвали, а почему — непонятно. Конечно, среди многих лесных племен, обитающих здесь, было принято огораживать каждую деревеньку бревенчатым частоколом, в опасение зверей и набегов соседей. Племена, роды, как они их называли, — тут постоянно враждовали друг с другом и разоряли чужие угодья. Если плыть только по рекам, не выходя на берег, то любая захудалая деревня, спрятанная за массивным забором со сторожевой вышкой, с воды покажется гардом. Может, отсюда и появилось название. Наверно, тот, кто первый доплыл до этих краев, был не слишком смелым, чтобы выходить на берег и смотреть вблизи, думал я.

У нас, в земле фиордов, городов мало. Дети Одина, привыкшие к морским просторам, не любят вони и тесноты крепостей, не боятся чужих набегов настолько, чтобы прятаться от них за стенами. Здесь города встречались чаще, но все-таки реже, чем на юге или на западе. Там города большие, высокие, их строят больше из камня, чем из дерева, и людей в них поселяется больше. Хотя здешние города по-своему богатые и обильные на добычу. Ценные меха, дорогая резная кость, хорошее железо, звонкое серебро и золото, янтарный мед — все это в изобилии есть в лесной Гардарике, знал я. Морской народ найдет чем здесь поживиться. Впрочем, я думаю, забрось сынов Одина в голые каменные горы или песок пустыни, они и там отыщут себе добычу и начнут делить ее по обычаям викинга…

Лесные города Гардарики окружали высокие стены из неохватных бревен, с широкими площадками для лучников и пращников. Стены защищали земляные валы и рвы с проточной водой, а над стенами возвышались массивные сторожевые башни, откуда была видна вся округа. Такие деревянные города-крепости легко было защищать малым количеством воинов от большого числа нападающих. Их строили здешние ярлы — князья на их языке. Они собирали вокруг себя дружины, куда приглашали воинов не только из своих родов, а всех, кому яростная ратная работа милее паленых пашен и вонючих хлевов. Набрав дружины, князья отправлялись покорять окрестные племена и заставляли платить себе дань и выкупы. На этом одни богатели, а другие теряли головы с плеч.

Потом князьям приходилось защищать свои земли и данников от чужаков. Но чаще от набегов соседей.

Впрочем, я знаю, лесные гарды богатели не только данью и войнами. Князья, стоя вдоль рек, брали с гостей проходную плату и торговали часто и обильно. Многие селили у себя искусных в умении ремесленников, но не рабов, каких привозили из викингов наши воины, а вольных людей. Когда один князь брал гард другого, он переселял мастеров к себе, но все равно не превращал их в рабов. Они оставались вольными и работали так, что изделия искусников из Гардарики с удовольствием покупали на далеких базарах. Наверно, в этом был смысл: давно замечено, что кольчуга, сплетенная вольными кузнецами, лучше держит нападение железа, клинок больше гнется и меньше ломается. Так что здешние князья были не такими глупыми, как казались с виду, постоянно выхватывая друг у друга одни и те же куски и не видя перед собой просторный Мидгард, где можно взять сразу все мечом и щитом.

Да, люди из здешних племен были хорошими бойцами, мужчины — крепкими и плечистыми, а женщины — грудастыми и приятными с виду, тут надо отдать им должное. Но они позволяли князьям собирать с них дань в обмен на защиту и покровительство. Выходит, духом они были не так сильны, как казалось. Настоящие воины, с мечом в руке поклоняющиеся яростной сече, предпочли бы лучше отдать жизнь в бою, чем одну серебряную монету в кошель врага. Именно это отличает воинов от пахарей — готовность умереть не только ради победы, но и за достойное, красивое поражение, учил меня давным-давно старый Бьерн. Узнав жизнь, я согласился с ним.

* * *

Потом мы подошли к гарду Юричу. Лесной князь Добруж встретил нас со своей ратью. Будем биться, конунг, сказал он. Или, хочешь, иди ко мне на службу со своей дружиной.

Биться я не хотел. Не сейчас. Воины мои устали, многие страдали от ран, драконы морей были поломаны и побиты ветрами и волнами. Будем служить, а ты, князь, заплатишь нам много, сказал я ему, посоветовавшись с ярлами и хольдами. Соглашайся, конунг, отдохнем и дальше пойдем, в теплые богатые страны, посоветовали мне бывалые хольды. А не то — возьмем у лесного князя его добро! Много добра запас князь, собирая дань с окрестных племен, подсказали мне старшие ратники. Большая слава будет тому, кто возьмет добычу из его закромов.

Мы долго рядились, наконец ударили по рукам с князем. Он обещал платить серебром. А я поклялся верно служить ему со своей дружиной. Но поклялся я легкой клятвой, на хлебе и пиве. Железа не обнажил и крови своей не пролил, скрепляя ее. Легкую клятву и нарушить легко. Боги подскажут, когда это будет выгодно сделать…