Цивилизация - Кеннет Кларк Страница 13

Главный портал Шартрского собора. Ок. 1145–1155

Мастер разделительного столба в Суйаке – выдающийся художник, однако назвать его выразителем цивилизации было бы неверно. Относительно старшего мастера-камнереза Шартра подобных сомнений не возникает. Достаточно сравнить собственноручно высеченные им статуи (все – в откосах центрального портала западного фасада) с работой подмастерьев (фигуры боковых порталов), чтобы воочию убедиться: этот неожиданный классицизм – его собственное нововведение. Помощники могли повторить общие контуры его статуй-колонн, но, когда дело доходило до проработки драпировок, заученно воспроизводили все завитки и спирали южно-романской традиции, совершенно бессмысленные в новом контексте, тогда как произведения старшего мастера от начала до конца, до последней складки, выдержаны в лапидарном, ясном, совершенном в своей простоте «греческом» стиле. Вопрос, до какой степени «греческом»: можем ли мы говорить о влиянии или заимствовании? Неужели эти строго вертикальные складки-каннелюры, зигзагообразная линия подола, многотекстурность облачений – все, что так напоминает греческие статуи эпохи архаики, – неужели все это родилось само собой? Или же шартрский мастер видел на юге Франции фрагменты раннегреческой скульптуры? По ряду причин я практически не сомневаюсь, что видел.

В XII веке увидеть греческую скульптуру было намного проще, чем все думают. Примеры подражания ей исчисляются десятками, о ней знали даже в Англии: известно, в частности, что епископ Винчестерского аббатства Генрих Блуаский во время своих путешествий в Рим скупал античные древности, которые затем доставлялись ему по морю. Надо сказать, классицистический стиль как нельзя лучше подходил Шартру: именно здесь впервые начали серьезно изучать труды основоположников классической философии Платона и Аристотеля. Иоанн Солсберийский, занявший епископскую кафедру в Шартре уже после того, как достроили западный портал, – выдающийся гуманист, сопоставимый с Эразмом Роттердамским. В арке бокового (правого) портала греческие философы представлены вместе с аллегорическими фигурами: Аристотель – с непреклонной Диалектикой; Пифагор, открывший математические принципы гармонических музыкальных интервалов, – с Музыкой, которая бьет в колокола, и так далее. Музыка много значила для людей XII столетия, неслучайно в арке центрального портала безымянный скульптор поистине редкого дарования – возможно, сам старший мастер, на что косвенно указывает уверенная резьба по твердому камню (более твердому, чем камень других статуй), – изобразил старцев Апокалипсиса с музыкальными инструментами, исполненными так скрупулезно, что при желании можно было бы воссоздать их и сыграть на них.

Даже беглый обзор этих фигур дает представление о несравненном богатстве скульптурного убранства западного портала – и о концепции всей декоративной схемы собора. Но с точки зрения цивилизации наиважнейший элемент центрального портала, еще более важный, чем перекличка с древнегреческими образцами, – это особый тип голов так называемых «королей» и «королев» (кто они на самом деле, доподлинно неизвестно). Вспомните всех тех, кого мы встретили в IX и X веках, – людей волевых, деятельных, темпераментных, искренне рвущихся к свету знания, однако по природе своей все еще варваров; их можно назвать воплощением воли, и все их внутренние и внешние черты сформированы борьбой за выживание. Но посмотрите: разве шартрские «короли» и «королевы» не являют собой новый этап в восхождении западного человека?

На мой взгляд, их утонченная красота, выражение смиренной отрешенности, их одухотворенность – все говорит о чем-то дотоле невиданном в искусстве. По сравнению с ними древнегреческие боги и герои надменны, бездушны, а то и брутальны. И мне кажется, что эти лица, глядящие на нас из глубины веков, точнее всего выражают самую суть эпохи. Разумеется, здесь многое зависит от интуиции и масштаба дарования художника. Если перейти от творений старшего мастера к тем, которые созданы его коллегами-ретроградами, ты словно бы возвращаешься в слегка безумный мир Муассака. Но великих портретистов рождают великие лица, и наоборот, упадок портрета чаще всего говорит о деградации лиц – посмотрите на фотографии в наших газетах! Лица «королевских» статуй западного портала Шартра – одни из самых чистых, искренних и в подлинном смысле слова аристократических во всей западноевропейской истории.

«Короли» и «королевы». Шартрский собор. Ок. 1145–1155. © getty/istock/photodisc/Martin Child

В старых хрониках можно найти некоторые сведения, позволяющие лучше понять, какой душевный настрой запечатлен на этих лицах. В 1144 году, рассказывают летописцы, башни собора росли словно по волшебству, а все потому, что верующие впрягались в телеги, груженные строительным камнем, и тянули их от каменоломни к храму. Праведный порыв охватил всю Францию. Мужчины и женщины из дальних мест таким же точно образом доставляли строителям тяжелые обозы с провизией – вино, оливковое масло, зерно. Наряду с другими в оглобли впрягались знатные господа и дамы. И все соблюдали строжайшую дисциплину и полную тишину. Люди сплотились по зову сердца и забыли вражду и обиды. Чувство самоотверженного служения великому цивилизационному идеалу с новой силой передается вам, когда вы входите под своды храма. Интерьер Шартрского собора не просто одно из двух прекраснейших крытых пространств в мире (второе – Софийский собор в Константинополе). Здесь испытываешь душевное потрясение. Те, кто своими руками создавал его, сказали бы вам почему: потому что Шартр – излюбленная земная обитель Пресвятой Девы Марии.

В Шартре хранилась одна из самых знаменитых богородичных реликвий – нижняя рубашка Девы Марии, которая была на ней во время ее кончины (успения). Реликвию передал храму Карл Лысый в 876 году, и она изначально обладала чудотворной силой, но только в XII веке культ Мадонны завладел воображением масс. Предположу, что в предшествующие столетия жизнь была слишком сурова. Так или иначе, если искусство может служить ориентиром – а именно такую роль я отвожу ему в нашем телевизионном сериале, – в X и XI веках Богоматерь занимала очень скромное место в сознании людей. Она фигурирует, разумеется, в ряде сцен вроде Вознесения и Поклонения волхвов, но образ Мадонны с Младенцем как объект особого почитания чрезвычайно редко встречается в оттоновском искусстве. Самая древняя культовая статуя этого типа относительно крупных размеров (раскрашенная деревянная скульптура, созданная около 1130 года) появилась в Сен-Дени. Все великие храмы романского периода носили имена тех святых, чьи реликвии они хранили, – Сатурнина, Стефана, Лазаря, Дионисия, Марии Магдалины ^[24], – и ни один из них не был посвящен Богоматери. И вдруг, вслед за Шартром, в честь Богоматери (Нотр-Дам) стали называть знаменитейшие соборы в Париже, Амьене, Лане, Руане, Реймсе.