Князь Иван Шуйский. Воевода Ивана Грозного - Дмитрий Володихин Страница 13

Впоследствии Стефан Баторий в первом своем походе против Московского государства опять-таки направил усилия на отвоевание Полоцка. Этот город позволял польско-литовскому монарху создать угрозу отсечения Ливонии от внутренних районов России и предоставлял отличный плацдарм для наступления на псковско-новгородские земли ^[54]…

Иными словами, Полоцк оказался ключевой позицией на доске великой войны.

Кроме всего изложенного выше, царь и митрополит не без основания тревожились за судьбу православия в западнорусских землях и были недовольны приближением протестантского влияния к самым границам страны. В середине XVI в. на территории Великого княжества Литовского распространяются среди прочих и радикальные версии протестантизма: кальвинистская и антитринитарная. В 1560-х гг. на восточнославянских землях реформационное движение достигает значительного размаха, причем одно из ведущих мест в нем заняли антифеодальные идеи. Очевидную связь между еретическими движениями в Московском государстве и реформационными течениями в Великом княжестве Литовском можно усматривать в феодосианстве ^[55]. По мнению Г.Я. Голенченко, феодосианство сыграло немаловажную роль в развитии реформационных идей в Литве, и как раз в Полоцке подвизался один из главнейших феодосиан, покинувших московские пределы, монах Фома. Он женился на еврейке и стал проповедником кальвинистского сбора ^[56]. Полоцкий поход был официально мотивирован желанием Ивана IV наказать Сигизмунда Августа «за многие неправды и неисправления», но «наипаче же горя сердцем о святых иконах и о святых храмех свяшеных, иже безбожная Литва поклонение святых икон отвергше, святые иконы пощепали и многая ругания святым иконам учинили, и церкви разорили и пожгли, и крестьянскую веру и закон оставльше и поправше, и Люторство восприашя» ^[57].

Георгий Федотов замечательно точно подметил: «Царь любил облекать свои политические акты – например, взятие Полоцка – в форму священной войны против врагов веры и церкви, во имя торжества православия» ^[58]. В преддверии похода народу и армии было объявлено о чудесном видении брату царя, князю Юрию Васильевичу, и митрополиту Макарию о неизбежном падении Полоцка ^[59]. 30 ноября, в день выхода войск из Москвы, Иван IV совершил торжественный молебен; по его просьбе митрополит Макарий и архиепископ Ростовский Никандр повели крестный ход с чудотворной иконой Донской Богородицы, в котором приняли участие сам царь, его брат князь Юрий Васильевич «и все воинство». В поход Иван IV взял чудотворные образы Донской Богородицы и Крылатской Богородицы, а также святыню номер один всей Западной Руси – драгоценный крест, вклад святой Ефросинии Полоцкой в Спасский монастырь (в настоящее время известен как «крест Лазаря Богши»), оказавшийся в казне великих князей Московских. Уже по прибытии под стены города войско было ознакомлено с ободряющим и призывающим крепко стоять против «безбожныя Литвы и прескверных Лютор» посланием архиепископа Новгородского Пимена ^[60].

Князь Петр Иванович Шуйский, несомненно, имел представление о политических и конфессиональных сложностях в лагере неприятеля. И он знал, до какой степени Полоцк важен для всей войны из-за своего расположения. Как отец, он разъяснял всю эту непростую ситуацию сыну, и тот жадно внимал, научаясь быть «мужем брани и совета».

Судя по тому, что первый разряд для похода был составлен в сентябре 1562 г., подготовка войск началась именно тогда. По своему масштабу это военное мероприятие было грандиозным, едва ли уступавшим походу на Казань 1552 г., и требовало тщательной организации сбора сил.

13 сентября 1562 г. Иван IV вернулся в Москву из Можайска, и уже до 22 сентября был составлен 1-й разряд планируемого похода. В этот день были разосланы приказы по городам и московским воинским людям «чтоб… запас пасли на всю зиму и до весны и лошадей кормили, а были б по тем местом, где которым велено быти, на Николин день осенней». 23 сентября на Вятку, Балахну, Кострому, Чухлому, а также в Галич, Унжу, Парфеньев, Каликино, Шишкилево, Жехово, «в Судаи», в «Верх Костроми» и к Соли Галицкой были посланы дети боярские «сбирати пеших людей». В ближайшие дни воеводам по городам на «годовой службе», назначенным для похода на Полоцк, было указано быть готовыми к «зимней службе», а духовенство получило повеление «нарядить» 230 «своих людей» ^[61].

Рать собиралась по полкам в 17 городах, не считая сил, которые вышли с самим царем из Москвы. Общая численность всех сил составляла, как минимум, порядка 120 тысяч человек. Эти данные складываются из нескольких источников. Подробный разряд Полоцкого похода указывает, что дворян набрано было около 19 тысяч, казаков, служилых черкасов, мордвы, татар – около 12 тысяч. Видимо, в этом разряде не указаны вооруженные дворовые люди дворян (боевые холопы), поэтому число бойцов дворянского ополчения может быть и значительно выше. Летопись, а также сочинение Файта Зенга дают численность стрельцов (не вошедших в разряд) – 12–20 тысяч ^[62], но даже меньшее число здесь может быть преувеличением, а большее – преувеличение заведомое. Псковский летописный свод 1567 г. говорит о 81 тысяче человек, составивших «посоху» – толпы людей, предназначенных для транспортных, погрузочно-разгрузочных и инженерных работ. Отсутствуют данные о посохе по другим городам, кроме Пскова. Следует поставить данную цифру под сомнение: демографический потенциал Псковской земли XVI столетия довольно скромен, вряд ли она могла дать 80 с лишним тысяч посошан. Явно речь идет о посошанах, вызванных из разных городов России ^[63].