Люди на войне - Олег Будницкий Страница 13

Когда были получены первые результаты, Черчилль принимал ванну. Я пошел в ванную комнату и прочел ему результаты из первых десяти или двенадцати округов. Они были явно неблагоприятны для консерваторов. Он немного подумал и потом сказал: «Очень возможно, что произошел сдвиг, но избиратели имеют полное право нас выбросить. Такова демократия. За это мы и сражались… Дайте мне полотенце!»

При всем авторитаризме, свойственном Черчиллю как руководителю, ему и в голову не приходило подвергнуть сомнению такие основополагающие британские ценности, как демократия и парламентаризм. Вот некоторые из его высказываний на эту тему: «Назначение парламента — заменить кулаки аргументами»; «Парламент не основан на единогласии. Демократические собрания не основаны на единогласии. Они действуют большинством голосов».

Члены кабинета во времена его премьерства побаивались шефа. Постоянный заместитель министра иностранных дел Александр Кадоган как-то записал в дневнике: «Как все эти люди боятся премьер-министра. И я тоже…» Однако это не означало, что Черчилль признавал только свое мнение и был неспособен прислушаться к разумным аргументам. Министр снабжения Оливер Литтлтон вспоминал, что по поводу какого-то его предложения Черчилль пришел в ярость и заявил: «Никогда я не слышал более идиотского предложения, выдвигаемого старшим министром короля». Однако предложение оказалось вполне реальным и было поддержано членами кабинета. Черчилль с ворчанием подытожил: «Короче говоря, мы единодушно приняли идиотское предложение министра снабжения».

После войны Черчилль много лет оставался на политической арене. Пятого марта 1946 года он выступил с речью в американском городе Фултоне, в которой произнес знаменитую фразу о «железном занавесе», опустившемся над Восточной Европой, и призвал к единству западного мира перед лицом коммунистической угрозы. Вряд ли можно говорить, что Черчилль «провозгласил» холодную войну: он констатировал факт. В 1953‐м, говоря об атомном оружии, он заявил: «Возможно, что, когда развитие оружия массового уничтожения позволит каждому убить всех остальных, никто не захочет никого убивать вообще».

В 1951‐м, после победы консерваторов на выборах, Черчилль вновь стал премьер-министром; в отставку он ушел в 1955‐м, когда ему было за восемьдесят. Он отказался от титула герцога, поскольку тогда ему пришлось бы перейти в палату лордов, а покидать палату общин он не хотел. Но время брало свое, и Черчилль покинул парламент за несколько месяцев до смерти, в возрасте 89 лет.

Черчилль умер 24 января 1964 года; проводить его в последний путь собрались огромные толпы людей. Пресса отмечала, что таких почестей не удостаивался никто из англичан, кроме монархов. Это было данью не только выдающемуся политическому деятелю, но и «типичному англичанину, который своим красноречием, юмором, откровенностью и здравым смыслом вдохновлял британский народ, когда он оказался один на один с гитлеровской Германией в 1940 году». Газета «Обсервер» писала: «Поскольку он олицетворял наши лучшие национальные качества, мы устроили ему похороны, которые отвергли смерть и почти граничили с ликованием».

Клемент Эттли, заместитель премьер-министра в течение всей войны, а затем премьер-министр лейбористского правительства, пришедшего к власти в 1945‐м, писал о своем шефе и сопернике: «Он имел способность служить символом, фигурой, которая что-то значила для каждого отдельного бойца… История отвела ему задачу, для выполнения которой он был идеальным лицом. Уинстону изумительно посчастливилось… И, пожалуй, самая подкупающая черта в его характере — то, что он сам всегда это подчеркивал…»

Черчилль много писал. Кроме уже упомянутых книг, его перу принадлежат биография его отца «Лорд Рандолф Черчилль» (1906, в 2 т.), «Мировой кризис» (1928–1931, в 6 т.), «Мальборо, его жизнь и время» (1933–1938, в 4 т.), «История народов, говорящих на английском языке» (1956–1958, в 5 т.). Но его главная книга — 6-томная «Вторая мировая война» (1948–1954), она послужила поводом для присуждения Черчиллю Нобелевской премии по литературе.

Конечно, Черчилль работал над этой книгой не один — в подборе документов, проверке и подготовке фактического материала ему помогал целый штат секретарей. Однако, несмотря на фундаментальность, книга носит личный характер, и в ней отчетливо чувствуются стиль и темперамент Черчилля. Книга Черчилля, конечно, крайне субъективна. «Не следует думать, — писал он в предисловии к первому изданию, — что я ожидаю, чтобы все согласились с высказываемыми мною взглядами… Выступая со своим свидетельством, я руководствуюсь теми принципами, которые исповедую». После его смерти газета «Дейли телеграф» писала, что «как историк он стоит наравне с Маколеем и Гиббоном — с тем, однако, преимуществом, что он был лично и непосредственно заинтересован в своих темах». Ко «Второй мировой войне» это относится больше, чем к какой-либо из других его книг.

В сорок один год Черчилль увлекся живописью. В статье «Живопись как развлечение» он писал: «Я должен признаться, что люблю яркие краски… Когда я попаду в рай (похоже, Черчилль был уверен, что с Богом он договорится. — О. Б.), я намерен провести значительную часть первого миллиона лет, занимаясь живописью, чтобы по-настоящему ее познать. Но там мне понадобится еще более яркая палитра, чем здесь, на земле…» Яркие краски были свойственны не только живописи, но и прозе Черчилля, не говоря уже о его речах.

Принципы Черчилля можно принимать или отвергать; можно соглашаться или не соглашаться с его оценками людей и событий. Ясно одно: без его книги нельзя представить историографию Второй мировой войны, так же как без личности Уинстона Черчилля — историю ХХ века.