Особое чувство собственного ирландства - Пат Инголдзби Страница 13

Когда такое случается, у меня душа в пятки уходит. Вставляю билетик в проверяющий автомат, и машинка вдруг слетает с катушек. Всем достается приятный тихий «бип», и этот «бип» означает: «У этой доброй законопослушной личности как-Бог-свят-честный, свежий билетик. Побольше б таких людей в нашей стране».

Меня же удостаивают скорострельной очереди электронных оскорблений, сообщающих всему автобусу: «Вы только посмотрите на этого парня! Он миллионер, которому незачем перемещаться по городу, как обычным людям, но он все равно лезет в дублинский автобус с паленым билетом. Его и повесить-то будет мало».

Непоправимо поздно водитель произносит: «Не обращайте внимания. Эта машинка сегодня весь день кобенится». Он не в микрофон это говорит. Он говорит это вам тихонечко, и никто вокруг не слышит. Ущерб нанесен.

В точности так же чувствуешь себя, когда епископ в церкви на твоей конфирмации решает остановиться рядом и задать тебе всевозможные вопросы насчет учебы в школе. Тыщу лет он расспрашивает тебя обо всем на свете, а ты жалеешь, что он не выбрал кого-нибудь другого, потому что вся церковь думает, будто ты не знаешь катехизис и позоришь родителей.

Хочется попросить епископа поправить на себе митру и объявить громким голосом: «Этот вдохновенный юный христианин правильно ответил мне, что в едином Боге есть три божественные личности. А сейчас он просто рассказывает, что клубничное варенье у него в сэндвичах на обед протекает ему на тетрадки, и я считаю, что в этом нет ничего страшного». Но епископы таких объявлений не делают.

Помню здоровенную толпу на коленях перед исповедальней. Я почем зря не беспокоился, потому что всего три раза соврал и два раза не слушался. Вошел-вышел, «три Аве-Марии» да и все. Но не успел я и до первой враки добраться, как священник понял, что это с моим дядюшкой он познакомился в заморских командировках.

Ему захотелось узнать всевозможные медицинские подробности того, по-прежнему ли забиты у дядюшки Майкла носовые пазухи по утрам. Мне же хотелось только одного: разобраться с моими двумя непослушаниями и убраться из исповедальни как можно скорее, но этого человека носовые пазухи интересовали не на шутку.

Я молился о том, чтобы над дверью снаружи высветилось: «Этот кающийся всего лишь обсуждает утреннее состояние ноздрей своего дядюшки». Возможно, сейчас такие светящиеся надписи уже разработаны. Мне это неизвестно. С моей последней исповеди прошло десять лет, девять месяцев, шесть недель, пять дней — и это не предел.