Воспоминания. 1848–1870 - Наталья Огарева-Тучкова Страница 13
Воспоминания. 1848–1870 - Наталья Огарева-Тучкова читать онлайн бесплатно
Часто встречаясь с римскими журналистами-демократами, мы спрашивали их, все ли вести о восстаниях справедливы; они, улыбаясь, отвечали, что далеко не все: «Мы их предчувствуем, предугадываем, а через несколько дней они в самом деле подтверждаются», – говорили они.
Когда волонтеры стали собираться в Милане, в Риме прошла огромная демонстрация, которая, направляясь из Корсо в Колизей, по дороге остановилась перед церковью, где происходило богослужение, и просила священника благословить итальянское знамя, отправлявшееся в Ломбардию. Некоторые из нас вошли в церковь, где все стали на колена; мы не знали, что нам делать, и стояли как посторонние; тогда к нам подошел один из руководителей демонстрации и попросил тоже встать на колени, чтобы не оскорблять религиозного чувства толпы.
…Когда мы достигли, наконец, Колизея, нам пришлось долго ожидать Чичероваккио; он был простой работник и в то время главный и любимый трибун народа 19. Почти все жители Рима собрались в Колизее; со всех сторон тянулись пестрые толпы, в которых виднелись и женщины с детьми.
Наконец толпа заколыхалась, потом всё стихло – явился Чичероваккио. Он стал с жаром говорить народу о необходимости подать скорую помощь угнетенным братьям в Ломбардии и в конце своей речи, представляя народу своего шестнадцатилетнего сына, добавил: «У меня только один сын, он мне дороже всего на земле, и я отдаю его на служение народу, пусть он идет с волонтерами в Милан. – И, обратившись к юноше, добавил: – Иди с нашими, проливай свою кровь за отечество, за народ. К сожалению, я не могу идти сам в Ломбардию, я остаюсь здесь, стеречь вас от внутренних врагов».
Сказав это, Чичероваккио отер украдкою слезу; ему нелегко было принести эту жертву. Все были глубоко тронуты; те, кто стояли ближе, восторженно жали ему руки, остальные кричали изо всех сил: «Еvvivа, Cicerovachio!» Долго гудел в толпе этот возглас, и эхо повторяло его…
…В эти дни всеобщего возбуждения мы не знали никакого отдыха и были по целым дням на ногах, удивляясь и радуясь тому, что на наших глазах совершалось пробуждение Италии, создавалась всемирная история…
В Париже – Соотечественники – Немецкий революционер Гервег – Июньские дни 1848 года – Обыск у Герцена и у моего отца – Анненков и Тургенев – Встреча с Бакуниным в Берлине – Возвращение в Россию – Граф Киселев – Константин Дмитриевич Кавелин – Московский кружок Герцена и Огарева – Астраков
1848—1849
Вскоре нам пришлось оставить Италию; к тому же интересно было взглянуть на республиканский Париж. Мой отец горел нетерпением видеть наяву свои мечты; нам было очень жаль расстаться с Герценами, но они обещали скоро присоединиться к нам в Париже.
Оказалось, что в новой республике не так хорошо, как это думалось издали; сменили заглавие – слово «монархия» на слово «республика», – а содержание осталось то же. В экономическом отношении благосостояние народа ничуть не улучшилось, и никто о нем не думал; народ бедствовал, особенно рабочий класс Парижа; он требовал работы, а испуганное мещанское сословие сокращало все производства, сводило к минимуму все требования и заказы.
Недели через две-три после нашего приезда мы стали свидетелями необычайного явления: рабочие (уверяли, будто тысяч до семнадцати) шли в мэрию просить работы, шли в большом порядке и пели «Марсельезу». Я никогда не слыхала ничего подобного; всякий, кто слышал «Марсельезу», может себе представить, как она должна была глубоко потрясти присутствовавших, исполненная семнадцатью тысячами голосов и при такой обстановке: рабочие шли голодные, унылые, мрачные…
В то время у нас часто бывали Павел Васильевич Анненков и Иван Сергеевич Тургенев; они сопровождали нас в картинную галерею и вообще помогали нам осматривать всё интересное в Париже. Вскоре приехали и Герцены; они поместились на Елисейских Полях, в нижнем этаже того дома, в котором мы занимали второй этаж.
У Александра Ивановича бывали еще Николай Иванович Сазонов и Илья Васильевич Селиванов, кажется, старый знакомый Кетчера; таким образом у нас устроилось чисто русское подворье. Бывало хорошо и даже весело в этих непринужденных беседах с соотечественниками, но хорошему расположению мешало разочарование во Франции. Герцен опять стал нападать на нее, а отец мой не защищал ее более. Разочарование становилось всё сильнее и сильнее; впрочем, чего же было и ожидать от французов, кроме громких слов и общих мест?.. Больно было Герцену и отцу моему сознавать, что они ошиблись.
Везде обнаруживалась реакция: в Австрии, в Германии, везде преследовали свободомыслящих людей, последние скрывались. В это время явился в Париж бежавший из Германии революционер и писатель Георг Гервег, последователь Маркса. Он был довольно высокого роста, худощавый, гладко остриженный, с выдающимся длинным носом и черными, неприятно сверкавшими глазами; впрочем, человек весьма начитанный, изучивший основательно философию, историю и литературу. Жена его была совершенный контраст с ним: среднего роста, с некрасивыми и невыразительными чертами лица – тип немецкой мещанки.
Гервег обращал на себя всеобщее внимание своим чудесным спасением. Он рассказывал нам, как бежал, как скрывался на чердаке у одного крестьянина, который чуть было не поплатился жизнью за свой великодушный поступок.
Герцен слушал его рассказ с волнением. Когда он умолк, Александр Иванович спросил:
– Как зовут того, кто вам спас жизнь?
– Я и не спросил, – отвечал Гервег с пренебрежением.
Эту черту я никогда не могла забыть и считала ее доказательством его эгоистичного и неблагодарного характера…
Герцен и мой отец становились угрюмы, молчаливы. И в самом деле, легче было молчать: негодование, бессильный гнев в них брали верх над всеми другими чувствами.
Несколько дней мы не видались с нашими знакомыми, их не пропускали к нам; а когда Александр Иванович и отец мой пошли посмотреть, что делается в центре Парижа, то караул их много раз останавливал и чуть было не арестовал. Не буду рассказывать, как я одна пыталась дойти до баррикад в предместье Сент-Антуан, как выстрелы на Вандомской площади произвели на меня тяжелое впечатление; всё это было описано мною в третьем томе воспоминаний покойной Татьяны Петровны Пассек «Из дальних лет».
В один из этих печальных дней Наталья Александровна Герцен, моя сестра и я пошли погулять по Елисейским Полям. Мы заметили на улице трех мужчин в синих блузах, которые так же ходили взад и вперед, как мы. Приняв их за рабочих, мы недоумевали, как они не боятся показываться при солдатах. Когда мы ушли к Круглой площади (Рон Пуэн), мнимые рабочие позвонили у наших дверей. Увидав это, мы поспешили домой; три блузника были уже в квартире Герцена, когда нам отперли дверь. Работники узнали нас и улыбнулись.
– Ma foi, mesdames, veuillez nous excuser, nous avons attendu toute la matinée que vous vous éloignez du logis, nous avons fait notre possible pour vous éviter ce désagrément – etvoilà que vous rentrez 20, – сказали они.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments