Тридцатилетняя война - Сесили Вероника Веджвуд Страница 129

Спустя пять недель после битвы при Рокруа, 23 июня 1643 года, Фердинанд III дал согласие на переговоры с Францией и Швецией. Конгресс в Мюнстере открылся лишь 4 декабря 1644 года. И повинен в этом был не только император. Три обстоятельства помешали начать дискуссии сразу же: разногласия между императором и германскими сословиями, ослабление позиций Франции и обострение ее отношений с Соединенными провинциями, ссора между Швецией и Данией.

Император прежде согласился на созыв имперской депутации во Франкфурте-на-Майне в надежде на то, что она без иностранного вмешательства разрешит внутренние проблемы Германии и будет способствовать установлению религиозного мира. Каких бы союзников ни находили противоборствующие стороны, казалось вполне реальным, что сугубо германская ассамблея сможет урегулировать сугубо германские трудности. Фердинанд недооценил степень высокомерия Швеции и Франции и явно переоценил собственные возможности.

С того времени, когда курфюрст Фридрих Вильгельм выступил против императора в Регенсбурге, и особенно после распространения памфлета «Dissertatio de rationestatus» любые действия Фердинанда вызывали подозрения. Депутат из Бранденбурга во Франкфурте-на-Майне открыто обвинил императора в том, что он препятствует мирным договоренностям ^[1324]. Не случайно германские сословия доброжелательно отнеслись к предложениям сначала шведского ^[1325], потом французского ^[1326] и затем снова шведского ^[1327] послов представить свои претензии для международной конференции. На контрпредложение императора никто не отреагировал ^[1328]. В его добрую волю уже не верили, тем более что на предыдущем собрании во Франкфурте он запросил субсидию в размере почти тринадцати миллионов гульденов: такая сумма могла понадобиться только для ведения войны. Не во власти императора было не пускать германских представителей на мирный конгресс, и он лишил их права голоса в Мюнстере и Оснабрюке. По сути, Фердинанд пригрозил: «Либо вы предъявляете свои жалобы во Франкфурте, либо держите их при себе». Сословия, поддерживаемые иностранными союзниками и вдохновленные примером Фридриха Вильгельма Бранденбургского, выразили такой бурный протест, что Фердинанд уступил и согласился на то, что обсуждения в Вестфалии будут приравнены по значимости к дискуссиям в рейхстаге и любой договор, принятый конгрессом и подписанный императором, будет иметь силу имперского закона ^[1329]. На Фердинанда в определенной степени подействовали внешние факторы. Ландграфиня Гессен-Кассельская отказалась представлять ассамблее во Франкфурте какие-либо доклады ^[1330]: она расценила этот форум как продолжение Имперского суда. Максимилиан Баварский пообещал подписать сепаратный мир, если император будет упорствовать ^[1331]. Упрямство ландграфини не имело особого значения, хотя и свидетельствовало о том, что экстремистов урегулирование во Франкфурте не устроит ни в каком виде. Угроза Максимилиана была более существенной: его дезертирство привело бы к краху вооруженных сил империи.

Позиции Максимилиана существенно переменились со времени подписания Пражского мира в 1635 году, когда ему пришлось отказаться от своего любимого детища — Католической лиги и стать союзником Фердинанда в войне, чуть ли не прислуживать ему. Тогда от его армии почти ничего не осталось, и он не мог оказывать серьезного влияния на имперскую политику, в то время как другой союзник, Иоганн Георг, располагал сильной армией, превосходным командующим и независимостью. С тех пор все изменилось. Пока Иоганн Георг пьянствовал, теряя из-за халатности войска, и лишился способного командующего Арнима, Максимилиан, оберегая и накапливая ресурсы, поднял свою армию на ноги и снова занял лидирующее положение в империи. «Он относится с уважением к императору, — говорил о нем в 1641 году венецианский посол, — но все делает так, как ему захочется» ^[1332]. К 1644 году баварец привел в порядок и свои финансы ^[1333], и его войска стали ядром имперских вооруженных сил.