Группи: Sex, drugs & rock’n’roll по-настоящему - Джонни Бирн Страница 12

Так или иначе, через несколько недель Дэйви предстояло лишиться работы. Он начал с беспокойством говорить о будущем. Второсортные группы наперебой звали его к себе, но он всем отказывал. Как он считал, надо либо играть за большие деньги и ездить в мировые туры, либо присоединиться к группе, с которой интересно создавать музыку. Скоро должны были вернуться с больших гастролей по США The Dream Battery, которые полностью соответствовали его требованиям. Кроме того, он был дружен с участниками группы, поэтому решил дождаться их приезда и предложить свои услуги. Но его мучили мрачные мысли и неуверенность в себе; он даже подумывал о том, чтобы сбежать на далекий остров Малый Тобаго, о котором он мечтал с тех пор, как посмотрел фильм «Швейцарская семья Робинзонов». Перспектива его возможного отъезда приводила меня в ужас, и мы все чаще ссорились, вместо того чтобы помочь друг другу.

Мало того, фестиваль в Риме стал настоящим фиаско. Американцы, которые должны были все подготовить и установить оборудование, хвалились впечатляющими контрактами и миллионными сделками, но на деле оказались кучкой бесполезных придурков. Начались бесконечные судебные разбирательства, огромные деньги уходили в никуда, и вся затея в целом окончилась провалом. Мне было очень обидно, потому что из такой прекрасной идеи мог получиться отличный фестиваль, который принес бы уйму денег. Сами посудите: огромный стадион на 18 000 человек, музыка нон-стоп на протяжении недели от исполнителей со всего земного шара! На такое событие отовсюду слетелись бы целые толпы. Туда даже планировалось привезти музыкальную тусовку с Западного побережья США, но в итоге впечатляющий замысел сошел на нет. Все причастные к фестивалю чувствовали себя отвратительно, ведь поначалу мы рассчитывали провести крутое мероприятие, которым можно было бы гордиться. Я даже не поехала в Рим. Билет, который мне купили, я перепродала Венди, потому что не хотела бросать Дэйви одного, когда он только и скулил о скором отъезде.

Когда The Dream Battery вернулись в Лондон, Дэйви собрался с силами и отправился на переговоры. Домой он вернулся крайне довольный:

— Я буду играть с The Dream Battery!

Сердце у меня упало прямиком в пятки дорогих туфель.

— Отлично, Дэйви, — сказала я.

— Мы едем в тур по Штатам.

Видимо, все эмоции были написаны у меня на лице, потому что он подошел и обнял меня, пытаясь утешить.

— Детка, — уговаривал он, — не расстраивай меня. Давай лучше вместе порадуемся.

— Я радуюсь.

— Не обманывай, ты совсем не рада.

— И когда ты уезжаешь? — спросила я в отчаянии.

Он отпустил меня и повалился на кровать:

— Где-то через месяц.

— Месяц? — зачем-то переспросила я.

— Ты совершенно не рада за меня, и это просто свинство. Ты же знаешь, что для меня открываются отличные возможности!

Он был прав. Я действительно знала, что к тому дело и идет, и даже пыталась морально подготовиться, но, как справедливо заметил Дэйви, чувствовала только тоску. Как я могла радоваться его скорому отъезду? Обещания хранить верность или фразы типа «Я буду писать» или «Когда я вернусь, все будет по-прежнему» вряд ли сработали бы. Конечно, мы могли дать целую кучу обещаний, но они прозвучали бы фальшиво, а мы с Дэйви всегда были предельно честны друг с другом.

Прошли две мрачные недели, прежде чем я смогла наконец взять себя в руки. Дэйви постоянно злился, что я не могу искренне порадоваться за него, и стал проводить много времени у себя, объясняя свое затворничество необходимостью подумать. Я же начала всячески самоутверждаться — например, одеваясь по собственному вкусу. Дэйви очень не нравилось, когда я носила длинные платья и всякие нелепые наряды: он настаивал на неприлично коротких юбках, потому что ему нравились женские ножки. Если уж тебе достались красивые ноги, поучал он меня, их можно и нужно демонстрировать по максимуму. Когда Дэйви начал репетировать с The Battery, я так ни разу и не появилась у них в студии, хотя он меня приглашал и мне очень хотелось пойти. Я даже разговаривать с ним стала по-другому. Больше всего мне хотелось дать ему понять, что я не пропаду без него. Я должна была показать, что готова спокойно принять его отъезд. Полугодовая поездка в Америку могла стать для него пропуском в новую жизнь. И если уж мы решили, что у нас есть совместное будущее, то мне тоже нужно двигаться вперед в соответствующем темпе. Благодаря фестивалю в Риме у меня появилось немало полезных контактов, и я решила задействовать некоторые из них для поиска новой работы. Дэйви, конечно, замечал изменения, которые во мне происходили, но ничего не говорил, потому что и сам без слов понимал, с чего я вдруг взялась за ум и стала искать новые пути развития. Он как-то признался, что ему будет приятно уезжать не с воспоминаниями о наших ссорах, а с мыслью, что я занимаюсь делом и стремлюсь к лучшей жизни. Мы договорились постоянно писать друг другу и посмотреть, что из этого выйдет. Но если уж говорить честно, несмотря на показное спокойствие, в глубине души я чувствовала полное опустошение, ведь Дэйви меня попросту бросал. Когда он уедет, думалось мне, я успокоюсь и начну все заново с другим парнем, но пока он еще оставался рядом, и мне было хорошо с ним. Когда я ходила куда-нибудь одна, ко мне несколько раз подкатывали, но я всех отшивала. И все же я сомневалась, что смогу устоять, если меня начнет клеить по-настоящему крутой парень.

Примерно так обстояли дела, пока я не связалась с одним предприимчивым чуваком из «Fund Agency». Его звали Пэт Блессинг. Ему было около тридцати, и он болтал на кокни. Когда-то он уже предлагал мне работу, пока я еще занималась делами фестиваля, и теперь я решила снова заглянуть в агентство, чтобы узнать, в силе ли его предложение. Поначалу я не решалась с ним встретиться, потому что заметила, что он положил на меня глаз, и не хотела облажаться, ведь он был знаком со многими друзьями Дэйви. Однако Пэт мог мне очень пригодиться, и я уже была готова на все, лишь бы получить должность его ассистента и неплохую зарплату.

Офис агентства находился в Вест-Энде. «Fund Agency» занимало шесть комнат, где постоянно толпились музыканты и их менеджеры, разнообразные техники и звукорежиссеры, а также агенты артистов и продюсеры. Они галлонами пили кофе, наигрывали разную музыку и постоянно висели на телефонах в атмосфере безумного творческого хаоса. Пэт принял меня в своем роскошном кабинете. На полулежал золотистый ковер, вдоль стены стоял огромный диван, а возле прямоугольного стола, в поверхность которого было встроено какое-то хитроумное звуковое оборудование, высились две гигантские колонки. На стенах поверх изысканных обоев Уильяма Морриса ^[5] висели серебряные и золотые диски в рамках.

Пэт в крутых темных очках медленно крутился в своем огромном директорском кресле. Я уселась на диван, пока он заказывал нам кофе через интерком. В ожидании кофе мы успели немного поговорить, и он, кажется, начал понимать, что я за человек. Он хотел, чтобы я скорее принялась за работу, однако решение в первую очередь зависело от владельца агентства, который в тот момент находился в Америке, но собирался вскоре вернуться. Пэт заверил меня, что волноваться не о чем и все будет круто. Потом он как-то перескочил на разговор о сексе и стал очень прямо рассказывать о своих предпочтениях. Я спокойно поддержала беседу, попивая кофе и периодически затягиваясь ментоловой сигаретой. Он явно расслабился и устроился в кресле поудобнее, задумчиво уставившись в потолок.