Император Николай II и предвоенный кризис 1914 года - Петр Мультатули Страница 12

Таблица

Государственный долг мировых держав на 1907 г. (млн руб.)

Страна / Сумма долга / Платежи по займам / Расходная часть бюджета / Платежи к бюджету (%)

Франция / 11310 / 359 / 1358 / 26,4

Россия / 8894 / 390 / 2028 / 19,2

Великобритания / 7154 / 255 / 1356 / 18,8

Германия / 5035 / 189 / 2283 / 8,3

США / 1734 / 47 / 1355 / 3,5

Мигулин П. П. Русский государственный кредит (1769-1906). Опыт историко-критического обзора / П. П. Мигулин. Харьков, 1907. С. 1192.

Миф о "кабальной зависимости" России от французских займов опровергается отсутствием какого-либо решающего влияния французских правящих кругов на русскую внешнюю политику, хотя, естественно, интересы Франции как союзника учитывались.

В январе 1914 г. французский посол в Петербурге Морис Палеолог в разговоре с сенатором Александром Феликсом Жозефом Рибо довольно верно определил характер франко-русского союза: "В нынешнем европейском положении дел нет чисто русских или чисто французских вопросов. Есть два соперничающих блока: Тройственный союз и Тройственное Согласие"²⁵. Жаль, конечно, что сам Палеолог, как и его начальство в Париже, постоянно об этом забывали, что было проявлением общей вековой эгоистической природы внешней политики Запада в отношении России. Петербург игру вёл честно, но не забывал о своих национальных интересах. Ярким примером этому служит попытка Парижа втянуть Россию в войну на Балканах осенью 1912 г., когда между Веной и Белградом возникло острое соперничество из-за стремления Сербии обеспечить себе выход к Адриатическому морю. Вопрос этот не имел важного значения даже для Петербурга, тем более для Парижа, который всегда подчёркивал, что русские интересы на Балканах ни в коей мере не могут стать причиной участия Франции в войне против Австро-Венгрии.

Ситуация резко изменилась 25 октября (7 ноября) 1912 г., когда Р. Пуанкаре неожиданно сообщил императорскому послу в Париже А. П. Извольскому, что Франция в настоящий момент признаёт австро-сербский спор подпадающим под действие франко-русской конвенции. Говоря другими словами, Франция выражала свою готовность вступить в войну против Австро-Венгрии, если та нападёт на Сербию. Пуанкаре стал делать громкие заявления, что на Балканах нарушаются именно французские интересы, и что Франция может быть вовлечена в войну на Балканах²⁶.

Причина этого изменения курса французского правительства заключался в том, что как правительство III Республики, так и Форин-офис считали наступивший момент наилучшим для начала войны с Тройственным союзом. К этому времени под эгидой Петербурга был создан Балканский союз, серьёзно изменивший расклад сил в Европе и резко ослабивший позиции германских империй. Русский посланник в Софии А. В. Неклюдов сообщал в Петербург, что "известная и влиятельная часть английского политического мира" желает воспользоваться балканским кризисом, "дабы вызвать путём столкновения России и Австрии войну между двумя среднеевропейскими державами и державами Тройственного согласия, имея при этом главной и конечной целью истребление германского флота и разорение Германии"²⁷.

Ход этой войны виделся в Париже следующим образом. Австрия нападает на Сербию, которую автоматически поддерживает весь Балканский союз и Россия, к последним присоединяется Франция. Германия объявляет войну России и Франции, но план Шлиффена нарушен, так как Австро-Венгрия вынуждена воевать на два фронта: с Балканским союзом и с Россией. В связи с этим Германия будет вынуждена начать свои действия сначала против России. Англия нападёт на Германию на море. Тем временем Франция в любом случае избежит первоначального и самого сильного удара германских войск. То, что главный удар примет на себя Россия, — Париж волновало мало. Там опасались, что сложившаяся на Балканах крайне выгодная ситуация, как там считали, может измениться и тогда Франция подвергнется нападению Германии в гораздо худших для неё условиях. Поэтому французы нагнетали обстановку и уверяли Петербург, что Австрия вот-вот начнёт войну против Сербии. Париж выражал недовольство, что Россия всячески пытается смягчить ситуацию. Николай II твёрдо не желал войны. Это ярко продемонстрировало совещание у Государя 28 октября (10 ноября) 1912 г. На нём военный министр генерал В. А. Сухомлинов предложил объявить мобилизацию Киевского и Варшавского военных округов и подготовить мобилизацию Одесского военного округа. Но Николай II не поддержал этого плана, заявив, что его осуществление может привести к войне²⁸. Государь сказал: "Я не допускаю мысли о войне. Мы к ней не готовы".

В декабре 1912 г. из русского Главного штаба сообщили французскому военному министерству, что в Петербурге "не верят в нападение Австрии на Россию, а войну Австрии против Сербии считают крайне маловероятной"²⁹. Более того, французскому представителю в Главном штабе заявили, что даже если бы Австро-Венгрия напала на Сербию, то и тогда Россия в войну бы не вмешалась. Такой ответ произвёл в Париже удручающее впечатление. А. П. Извольский сообщал, что "Пуанкаре и весь состав кабинета крайне озадачены и встревожены"³⁰. 16 (29) марта 1913 г. С. Д. Сазонов писал А. П. Извольскому, что "политические интересы России на Ближнем Востоке отнюдь не совпадают с экономическими и финансовыми интересами европейских держав, в том числе и Франции"³¹.

6 (19) февраля 1913 г. в Петербург прибыл новый посол III Республики, крупный политик Т. Делькассе, до этого занимавший должность Морского министра. Советская историография пыталась представить назначение Делькассе как признак "зависимости царской России от Франции". Дескать, отношения между Россией и Францией носили неравноправный характер и приезд Делькассе был призван подтолкнуть неготовую Россию к войне. В качестве "доказательств" приводились изменения, которые претерпела конвенция 1892 г. в ходе совещания начальников генеральных штабов России и Франции в период с 1900 по 1913 гг.

Так, П. Н. Ефремов утверждал, что на совещании начальников генштабов 19 июня (2 июля) 1900 г. по настоянию французской стороны были внесены коррективы, которые "ставили Россию в неравное положение"³². Эти коррективы, по мнению П. Н. Ефремова, заключались в следующем: п. 2 Русско-французской конвенции 1892 г. предусматривал, что в случае мобилизации хотя бы одного из участников Тройственного союза, Россия и Франция, не ожидая никаких дополнительных консультаций и соглашений, немедленно начинают мобилизацию своих вооружённых сил. В 1900 г. на совещании начальников генеральных штабов генералов А. Делана и В. В. Сахарова в этот параграф было внесено изменение, по которому в случае частной мобилизации одного из союзников Германии (Австрии или Италии), для ответной мобилизации Франции и России требовались дополнительные консультации. П. Н. Ефремов полагал, что это изменение "заостряло конвенцию в основном против Германии, за счёт того, что главный противник России на Балканах — Австро-Венгрия — отходил на второй план. Что касается Италии, то в этот момент её отношения с Францией значительно улучшились"³³.

В этом выводе превалируют лукавство и историческая натяжка. Автор рассматривает русско-австрийские отношения 1900 г. с позиции 1909-1914 гг., когда Австро-Венгрия и Россия находились в состоянии нарастающей вражды. Между тем в 1900 г. Австрия не была для России противником на Балканах. Подписанный в 1897 г. договор между двумя империями о сохранении status quo неукоснительно соблюдался, так как обе державы были в нём заинтересованы. Высокопоставленный чиновник МИДа барон Б. Э. Нольде называл этот период в русско-австрийских отношениях "безмятежной полосой"³⁴. Таким образом, отношения между Россией и Австро-Венгрией в 1900 г. были ничуть не хуже, чем отношения между Францией и Италией. П. Н. Ефремов не указывает главной причины, по которой стороны пошли на изменение п. 2. Оно было вызвано большей долей уверенности, главным образом со стороны Франции, в скором распаде Австро-Венгрии и опасением, что Германия или Италия будут претендовать на территории своей соседки³⁵. Теоретически нельзя было исключать военного противостояния между Австро-Венгрией и Италией и даже между Австро-Венгрией и Германией. В таком случае, мобилизация австро-венгерских или итальянских войск, конечно, не требовала мобилизации войск России и Франции. Поэтому стороны и признали, что "при известных обстоятельствах" в случае объявления мобилизации только в Австро-Венгрии и в Италии, но не в Германии, для обеих союзниц "может оказаться неудобным" провести мобилизацию автоматически "без предварительного соглашения", как этого требовал п. 2 военной конвенции.