История Японии. Между Китаем и Тихим океаном - Даниель Елисеефф Страница 12

Эпоха Хэйан (794-1185)

Ни одна «эпоха» — которые по японской историографической традиции именуются в зависимости от места, где находилось правительство, — после реставрации императорской власти в 1868 г. не удостоилась такого внимания историков, как эта, когда двор расположился в нынешнем городе Киото. Поколения поэтов, художников и, в XX в., историков искусства превратили «эпоху Хэйан», как ее называют по-японски, — фактически четыре века, 794-1185, — в некое подобие золотого века, квинтэссенцию Ямато дамаси, национального духа: время, о котором можно только мечтать, когда мужчины занимались прежде всего каллиграфией и китайской литературой, а женщины писали па японском интимные дневники и выдумывали изысканные истории или же заботились о том, чтобы их длинные черные волосы гармонично струились по ослепительным складкам платьев из парчи, затканной золотом и серебром. Картины, гравюры, романы и, в XX в., фильмы прославили их волшебные образы, с которыми многие поколения японцев, бедных и богатых, молодых и старых, как будто бесконечно отождествляют себя в ностальгическом единстве.

Наряды времен Хэйан

Благодаря средневековым живописным свиткам впервые — с XII в. — появилась мода: облачившись в кимоно типа широких плащей, надетых одно на другое, без пуговиц, стянутые поясами, с длинными рукавами, которые служили карманами и ширмами, прекрасные дамы обходились без мимики, выражая свои чувства без слов, без движений, только при помощи цвета одежд, в которые были наряжены, и прежде всего изменяя форму складок их тяжелых тканей. Их костюм состоял из слоев, как луковица: пять нижних кимоно, широкие шаровары, верхнее кимоно, плиссированная юбка с запахивающимися полами, закрепленная завязанным спереди поясом, а также жакет. В церемониальном костюме юбку продолжал шлейф, широкий и длинный, тянущийся сзади, как кильватерная струя. Роскошные волосы ниспадали волной до низа платья, и из-под волос виднелись лица, покрытые толстым слоем белил и доработанные черным цветом (брови), а также красным (губы).

Императоры, которых мы представляем прежде всего блистательными, выделяются, на наш взгляд, не столь явственно, хотя с тысячного года их костюм в принципе мало изменился: они использовали косметику того же типа, что и женщины, в частности для губ, как правило, не столь красных, и носили волосы связанными в шиньон, а позже собранными в высокую прическу с помощью черного лакового шелкового газа. Наряды — как и вообще придворные мужские наряды — помимо халатов, включали очень широкие штаны со складками и со штанинами бесконечной длины, завернутыми под ступнями. Такие штаны, всегда выглядевшие как шаровары, тем не менее могли быть меньше или короче, когда сановник собирался ехать верхом.

Наконец, ни мужчины, ни женщины обычно не показывали зубов (которые они покрывали слоем черного лака при помощи состава на основе железа, теоретически обладавшего антисептическими свойствами); смеялись, говорили и плакали во все горло только простолюдины.

В этой пестрой толпе придворных кое-где выделялись более скромные фигуры — монахи, носившие те же облачения, в каких они щеголяют и теперь, с такими же шарфами и священническими орнаментами; они бреют себе головы, как и монахини; но придворные дамы, желавшие просто на время удалиться в монастырь — обычно затем, чтобы успокоить сердце после любовной истории, кончившейся плохо, — довольствовались тем, что укорачивали волосы, обрезая два толстых пучка волос на уровне плеч.

Тамурамаро — «умиротворитель»

Тем не менее — если попытаешься выглянуть за пределы вымысла, чтобы увидеть чуть дальше стен императорского дворца, представляющих собой слабую защиту, потому что дворец еще строится, — немедленно бросаются в глаза более грубые, но, возможно, и более интересные фигуры.

На самом деле великим человеком времен становления столицы в Хэйане, намного в большей степени, чем какая-либо прекрасная дама или поэт, был прежде всего полководец — Саканоуэ-но Тамурамаро (758–811). Он только что (в 791 г.) отличился в деле, которое при взгляде издали и из другого времени напоминает колониальную войну: ее вели на северо-восточных территориях главного острова, и ей предстояло закончиться завоеванием этих земель, где население продолжало жить, как в эпоху Дзёмон, — это было архаическое общество, доселе напрочь забытое в Ямато.

При дворе с презрением рассказывали об этих аборигенах, умеющих только ловить рыбу, охотиться, заниматься примитивным земледелием и живущих в шалашах из веток, ничего не зная ни о красивой архитектуре, ни о письме. Короче говоря, коль скоро эти люди были «слаборазвитыми», столичные политики объявили их опасными. Больше подобного соседства терпеть было нельзя, и «нецивилизованные» территории, на которые правительство зарилось, рассчитывая извлекать из них доходы в виде налогов, отныне должны были в интеллектуальном и экономическом отношениях войти в сферу влияния нового японского государства. Эта задача была поручена Тамурамаро, который хорошо знал эти регионы и по такому случаю в 797 г. получил титул, созданный специально для него, — император Камму назначил его «главнокомандующим против варваров» (сэй и тай сёгун) и послал «умиротворять» и «цивилизовать» эти места, до которых не добралась технологическая эволюция. Результат оправдал надежды суверена; однако, бесспорно расширив территорию государства, он также, пусть этого еще не осознавали, окончательно опустошил правительственную казну, уже сильно пострадавшую от переезда в новую столицу и его перипетий.