Как музыка стала свободной. Конец индустрии звукозаписи, технологический переворот и "нулевой пациент" пиратства - Стивен Уитт Страница 12

В июне 1995 года, как раз после встречи Карлхайнца Бранденбурга в Эрлангене и незадолго перед вечеринкой Делла Гловера с сослуживцами — по коридорам манхеттенского офиса компании Time Warner шёл на встречу со своим шефом некто Даг Моррис, руководитель североамериканского подразделения Warner Music Group. Он шел вдоль стен, увешанных золотыми дисками. Их было несколько сотен за разные годы, вплоть до альбомов Фрэнка Синатры. Сама Warner Music входила в Time Warner, гиганта индустрии развлечений, чьи корни восходят аж к тем самым реальным братьям Уорнер, которыми была создана внушительная часть истории масскульта Америки XX века.

Моррис, вступивший в должность генерального директора всего восемь месяцев назад, был уверен, что так всё и будет продолжаться. В то время Time Warner доминировала в звукозаписывающем бизнесе, так что Моррису полагался корпоративный автомобиль с личным шофёром, угловой кабинет с фортепиано и возможность летать на корпоративном реактивном самолёте. В самой прибыльной музыкальной компании Америки в самое прибыльное время Моррис получает десять миллионов долларов в год плюс опционы ^[19]. Недавно они подписали нескольких новых артистов, так что будущее представлялось совсем райским.

Моррис был уже, конечно, не молод — 56 лет. Но жесты у него были как у подростка. Широколицый, гладко выбритый. Ночной жизнью он не увлекался и каждое утро ходил в спортивный зал. Много лет назад он облысел, и теперь, когда удивлялся, брови ею поднимались к отметинке на гладком черепе, где некогда были залысины. Он всё время изображал страшное удивление, но глаза выдавали его проницательный ум, и вообще — личностью он был притягательной.

Приятный еврейский мальчик из Лонг-Айленда, Моррис вырос в тихом приличном Вудмере — это один из первых пригородов Америки. Оттуда он вынес акцент: говорил «коуфи» вместо «coffee», а Лонг-Айленд называл «Лоунг». Отец Морриса был адвокатом, но из-за болезни не смог сделать карьеру, так что семью тащила на себе мама, учитель танцев. Ещё в детстве путь Дага был предопределён, как и у его брата, который стал онкологом. Это, конечно, крайне уважаемая профессия, но Моррис с ранних лет чувствовал, что его судьба — это шоу-бизнес.

Он учился в Колумбийском университете на тройки. Почти не занимался, играл на фортепиано и собирался стать музыкантом. И это не были какие-то досужие фантазии: он и в выпускных классах школы, и в колледже давал концерты, более того — у него был недолгий контракт с Epic Records, и этот лейбл выпустил его единственный сингл, который, правда, не попал в чарты. В 1960 году Моррис закончил университет, получил степень бакалавра социологии, и тут его забрали в армию. Следующие два года он провёл на военной базе во Франции, а в 1962 году вернулся в Нью-Йорк, как раз когда в Гринвич-Виллидж вовсю шло фолк-возрождение. Но этот стиль — не моррисовский, он был, скорее, Бобби Дарином, а не Бобом Диланом. так что как у артиста у него ничего не вышло ^[20]. Он решил сочинять песни. Этому ремеслу он обучался в Laurie Records в качестве ассистента хитмейкера Берта Бернса («Hang On Sloopy», «Twist and Shout»). Это оказалось очень сложной задачей, хотя на первый взгляд так и не скажешь: большинство поп-хитов — не более чем пара засахаренных строчек и вариации аккордов до, фа, соль (позже Моррис часто утверждал, что любая песня, за последние полвека занявшая верхнюю строчку в хит-параде, это всего лишь переделанная «La Bamba»). Несколько лет спустя, в 1966 году, ему, наконец, удалось написать песню, которую взяли на радио, где она обрела недолгую популярность. Это была песня «Sweet Talkin' Guy», которую исполнили The Chiffons, группа девушек из Бронкса.