Византия. Удивительная жизнь средневековой империи - Джудит Херрин Страница 12

Дворец всегда был центром науки – императорские дети получали образование. Там же находилась внушительная библиотека. Большинство императоров поддерживали ученых и покровительствовали отдельным учителям. Василий I, сместивший Фотия с должности патриарха, позднее вернул его во дворец в качестве учителя для своих сыновей Константина, Льва и Александра. Второй сын, правивший под именем Лев VI (886–912), получил прозвище Лев Мудрый, что, возможно, частично было данью его учителю. Дворцовая библиотека «вскормила» нескольких правителей-интеллектуалов, таких как Константин VII (913–959). Там работали писцы, создавшие превосходные копии манускриптов для передачи иностранным правителям. В 827 г. они сделали копию трудов Псевдо-Дионисия Ареопагита. Манускрипт был передан Людовику Благочестивому и долгое время хранился в монастыре Сен-Дени, недалеко от Парижа (сейчас он находится в Национальной библиотеке). А при Романе II (959–963) писцы создали иллюстрированную копию средневекового фармакологического текста Диоскорида для халифа Кордовы.

И в практическом управлении восточной частью империи присутствовали римские традиции, в первую очередь в вопросах налогообложения. Чиновники вели перепись населения и оценивали качество земли для взимания налогов с физических лиц, собственности и земельных владений. Доходы от налогов оставались жизненно важными для имперского бюджета, и их снижение из-за дарения не облагаемых налогом участков и принятие в XI в. откупной системы не могли не привести к кризису. При переходе от резных надписей и папирусов к записям на пергаменте использовалась римская практика, причем копий императорских решений делалось три. Монументальные надписи на камне использовались, к примеру, чтобы датировать процесс ремонта константинопольских стен и сделать запись о победе в сражении при Никее в начале VIII в. Пергамент, как и папирус, можно было уничтожить огнем и украсть, так что сохранились лишь следы некогда могущественного бюрократического аппарата в основном в официальной переписке, например с римскими епископами, или касательно императорских даров монастырям.

В фундаментальной процедуре провозглашения нового правителя Византия добавила в римское наследие христианский элемент. К приветствию сенатом, армией и народом на ипподроме в 457 г. добавили коронацию, проводившуюся патриархом в соборе Св. Софии. Лев I стал первым византийским императором, испытавшим на себе данный христианский ритуал. На этом настоял патриарх Анатолий, вероятно, потому, что Лев был неизвестной фигурой из военных. Он занял вакуум, образовавшийся после смерти последнего представителя династии Феодосия. Исполнение церемонии и использование короны стали необходимы претендентам и узурпаторам для увеличения своей власти. Но еще более важным было то, что коронация символизировала трансформацию в Византии римских имперских традиций в христианские.

Средневековый византийский ритуал коронации копировался дворами по всей Европе. Папе Льву III при возвышении Карла Великого к положению императора в 800 г. даже пришлось искать корону, чтобы возложить на его голову. Кроме того, он помазал его священным маслом – западная инновация, внесенная в ритуал. На средневековом Западе «помазание» – так называлась эта процедура – обычно предназначалось для епископов и высокопоставленных священнослужителей. Когда Лев III использовал ее при коронации монарха, он заявил о важной и высшей роли церкви, которую римские папы, русские митрополиты и кентерберийские архиепископы старались увековечить. Наполеон пренебрег этой зависимостью от церкви, короновавшись в Париже. Другие монархи в Старом и Новом Свете сохраняли византийский стиль, ставший, например, основой возвышения королевы Елизаветы II. Ее коронация впервые транслировалась по телевидению в 1953 г., через 15 сотен лет после коронации Льва I патриархом Анатолием. Однако главный момент помазания, когда епископы собираются вокруг монарха, все еще считался священным и не показывался зрителям.

Византия сохраняла имперские традиции, хотя и приукрашенные христианством, которые сделали имперское правление известным, равно как и имперскую идеологию, закрепленную в праве, управлении, военной организации, медицине, налогообложении и придворном церемониале. Император оставался фигурой, подобной Богу на земле, который и «санкционировал» его неоспоримую власть. Глава империи обучал и возглавлял войска в сражении – правда, священнослужители благословляли кампанию и молились за победу, которая была дарована Богом. Императорский двор отличался необычайной помпезностью и показухой, хотя и считался отражением двора небесного. Правосудие оставалось императорской прерогативой и обязанностью, и обращениям к императору всегда уделялось внимание, даже если они исходили от беднейших безымянных подданных. Древние храмы Константинополя не были уничтожены и не стали сразу христианскими – просуществовали до VI в., после чего их приспособили для светского использования. Некоторые древние произведения искусства ценились очень высоко, даже несмотря на то, что они изображали обнаженных богов и богинь.

Если плоды римской инженерной мысли оказывались на виду – мосты, дороги, фортификационные сооружения и акведуки, которые продолжали строиться веками, то не столь заметные функции оплачиваемой бюрократической администрации становились важными для обеспечения существования Византии. Когда трон захватывали некомпетентные мятежники, например Фока (602–610), правительство продолжало работать. Хотя некоторые императоры, такие как Алексей I Комнин (1081–1118), вмешивались и реформировали систему. Нужда в опытных функционерах также помогала поддерживать высокие стандарты обучения и поднимала общий уровень грамотности бюрократов. Да и сами они прониклись сознанием своей значимости и поддерживали честь мундира, что видно из их писем.

Когда восточная половина Римской империи трансформировалась в христианскую Византию, к старым имперским и классическим традициям присоединились новые – религиозных верований, в том числе сохранение элементов дохристианского язычества. Своей жизнестойкостью и выживанием Византия обязана сосуществованию конфликтующих тенденций. Когда Константин XI Палеолог потребовал, чтобы его подданные защищали свою столицу от оттоманских турок, – было это за день до последнего штурма 29 мая 1453 г., – он призвал их продемонстрировать дух и силу своих предков, греков и римлян. Он и сам пал в сражении, охваченный этим духом, не как христианский мученик, а, скорее, как потомок Цезаря и Августа, Константина и Юстиниана.