Атаман - Валерий Поволяев Страница 12

— Смотри, как-нибудь запутаешься в полах — оконфузишься.

— А потом, в собственной шинелке оправляться можно, как в сортире, очень это удобно, — наставлял своих товарищей Заметнин. — Я видел одного солдатика в длинной шинели на вокзале. В стороночке он поставил свой фанерный чемоданишко, сел на него, прикрылся шинелью и вроде бы задумался. Потом встал и ушел. После него что осталось? Правильно — дымящаяся кучка дерьма. Так что не замахивайтесь на длинные шинели, станичники. Коротких шинелей много, длинных мало...

— Ваше благородие, немцы, — проговорил Заметнин почему-то шепотом.

— Где? — спокойно спросил Семенов.

— В низинке, у шоссе. Около костра сидят. Картошку, похоже, пекут.

— Как же, станет тебе немчура лопать картошку, — Семенов хмыкнул, — им гусиную печенку подавай, свиные ножки, начиненные чесноком, сосиски и тушеную брюкву. А ты, Заметнин, картошку... Низко летаешь.

В низине справа горел небольшой, совершенно невидимый на расстоянии костер — дым растворялся в воздухе, около огня сидело человек восемь немцев, люди загораживали костер.

На шоссе, около проволочной рогатки, еще два человека — часовой и подчасок постукивали сапогами друг о дружку, колотя ими громко, чтобы не замерзнуть. Шоссе было пустынным. В стороне от костра был отрыт окоп и накрыт кусками фанеры, несколькими старыми дерюгами, ветками. Это и был окоп сторожевого охранения. Из-под дерюг торчал шпенек трубы, похожей на самоварную: у теплолюбивых немцев в окопе стояла печушка. Воевали они с удобствами.

Если осмотреть местность получше, то, надо полагать, найдется и сортир. Сотник не выдержал, насмешливо дернул головой, словно унюхал что-то нехорошее. Сортир на фронте — опасная штука, особенно если в него попадет снаряд.

Это был тот самый пост, о котором Семенова предупреждал прапорщик.

— Молодец, Заметнин! — похвалил он младшего урядника. — Возьми казака и ползи по-пластунски к шоссе... Там замри до моего сигнала. Мы устроим немакам маленький фейерверк.

Заметнин понимающе кивнул и, прихватив с собой одного казака, растворился в утреннем пространстве. Еще четырех человек Семенов отослал на другую сторону оврага, приказав залечь там.

Было по-прежнему тихо — немцы сидели у костра молчаливые, сгорбленные, чем-то подавленные, один из них — крупный, носастый, хорошо видимый в бинокль, — ворошил железным прутом огонь.

— Сейчас тебе не до костра будет, — пообещал Семенов и, пристроив на глиняной колтыжине цевье карабина, поймал на мушку носастого, нажал на спусковой крючок. Раздался выстрел.

Немец поднялся над костром во весь рост и рухнул в огонь.

Слева от Семенова грохнул залп — казаки поддержали своего сотника. Немцы бросились от костра врассыпную. У огня остались лежать еще двое. Казаки, поспешно перезарядив винтовки, дали еще залп, но залп этот ушел в белый свет — немцы прыгали, как зайцы, поймать такую цель — мятущуюся, нервно двигающуюся, неуловимую — штука непростая даже для охотника, привыкшего стрелять в глаз верткой белки.

И все равно сотник воскликнул довольно:

— Хар-рашо!

У проволочной рогатки, где только что топтались, поухивая сапогами, часовой с подчаском, уже никого не было — доблестные солдаты кайзера покинули пост со скоростью сусликов, почуявших лису.

— Заметнин, убери рогатку! — прокричал Семенов, боясь, что младший урядник не услышит его, но тот услышал и через минуту оказался на шоссе, ухватился за столб с рогаткой; его менее проворный напарник малость запоздал, но все равно кривоногим медведем, задевая ножнами за землю, пригибаясь, выскочил на шоссе, помог Заметнину.

Из окопа сторожевого охранения, из-под дерюг ударил выстрел, за ним второй. Семенов птицей взлетел на коня и вымахнул на пологую кромку оврага.

— За мной! — прокричал он, оглушая криком и самого себя, и своего коня, и казаков, оказавшихся рядом. Выдернул из ножен шашку.

Через несколько минут все было кончено. Казаки зарубили двоих немцев, пытавшихся отстреливаться, остальные — сторожевая застава под командой пожилого гауптмана с пушистыми седыми висками и лысиной размером почти во всю голову — сдались Семенову в плен.

От гауптмана Семенов узнал то, чего не знал еще никто: немцы, не выдержав противостояния с туркестанцами (все-таки не выдержали), начали поспешно отступать. На дорогах ими решено было оставить только прикрытие.

В Млаве тоже оставалось только прикрытие, основные силы ушли за укрепленную линию примерно час назад.

— Пленных — в тыл! — распорядился Семенов и отрядил на конвоирование двух казаков.

Оружия, сданного немцами, набралось много — целая гора, Семенов послал еще одного человека искать подводу, чтобы на ней увезти трофеи, асам с оставшимися казаками поскакал по обочине шоссе на запад, к темным высоким домам — там на его глазах целая рота немцев поспешно выстраивалась в походный порядок.

Ввязываться в бой с ротой было глупо, поэтому Семенов свернул вместе с казаками в прозрачный черный лесок, засыпанный мелким снегом, заваленный сохлыми, гремящими как жесть листьями и сбитыми ветками. Немного оглядевшись, перекочевал в другой лесок — ему важно было не потерять из виду немецкую роту, потом, послав еще одного казака к капитану Бранду, переместился в третий лесок.

В результате он оказался на окраине Млавы, спешился около одинокого кирпичного сарая с продавленной крышей.

От разъезда осталось лишь три человека — сам Семенов, молчаливый бровастый Луков, который иногда в течение суток не произносил ни слова, да Никифоров — такой же «разговорчивый» забайкалец — оба были людьми надежными; Семенов окинул взглядом головастого низкорослого Лукова, затем оглядел с макушки до пяток Никифорова и крякнул сожалеюще:

— M-да, маловато нас! С такими силами не с немцами воевать, а жареную картошку есть. Как считаешь, Луков?

Луков молча вскинул руку к папахе: так, мол, оно, ваше благородие, и есть. Зачем только лишние вопросы задаете?

Семенов вновь удрученно крякнул.

— А ты, Никифоров, как считаешь?

В ответ Никифоров лишь блеснул жгучими черными глазами и так же молча, как и Луков, приложил руку к папахе.

Семенов крякнул в третий раз и произнес многозначительно:

— Воинство!

Арьергардная рота тем временем, поблескивая тусклыми стволами винтовок, исчезла на одной из улиц Млавы.

— По коням! — скомандовал сотник. Немецкой роте осталось пройти немного, скоро она исчезнет. Рота эта сильна, в ней много опытных солдат, она хорошо вооружена, поэтому Семенов с ней и не связывался. Если бы у него оставался полный разъезд, десять коней, можно было бы связаться, а когда разъезда нет — пехотинцы в шишкастых шлемах поднимут его на штыки, и этим дело закончится.

Остановились они около дома со старой черепичной крышей, такой старой, что она целиком, от конька до нижнего среза, была покрыта густым зеленым мхом, будто одеялом, снег на крыше не задерживался, сползал вниз, и мох зеленел ярко, вызывая удивление и улыбку.