Война роз. Троица - Конн Иггульден Страница 12

Свадьба просыпалась в непринужденном, cонно-похмельном настроении. Те, у кого с вечера болела голова, терпеливо стояли в очереди за чашками с говяжьей тушенкой и клецками – плотной жирной пищей, хорошо впитывающей крепкий эль и успокаивающей растревоженный желудок. Так как была не среда и не пятница с субботой, воздерживаться от мясного не было причины, хотя из присутствующих немногие имели привычку набивать животы в такую рань. Однако свадьба, как известно, – пора излишеств, а потому и гости, и слуги могли обоснованно сказать, что угощались от хозяйских щедрот так, что от обилия выпитого плыло в голове, а от снеди пучилось в брюхе и скрипелось в ремне.

Глава семейства Невиллов Ричард, граф Солсбери, только что, рыча от избытка чувств, закончил опорожнять мочевой пузырь под куст и сейчас стоял, переводя дух и с чем-то вроде отрады поглядывая, как оттуда курится тонкий парок. Свадьба удалась на славу: сын Джон выглядел великолепно и держался с достоинством. Затягивая шнурок на гульфике, Солсбери самодовольно улыбался, а затем зевнул так, что хрустнуло в челюсти. Для человека его возраста выпито было, понятное дело, лишку (вон как прошибает пот, несмотря на предрассветную прохладу), но если отцу да не гульнуть как следует на сыновней свадьбе, то с миром, извините, что-то обстоит не так. Мод смотрелась редкой красавицей – сильная, широкобедрая, в очень нарядном, длинном платье по фигуре. Что же до щербинок на правой щеке, то это значит, что гибельную напасть она уже пережила и не принесет в их семью оспу. На свадьбе граф Солсбери развлекался тем, что руководил воздвижением брачного шатра – специально на высоком мшистом бугре, – а затем вместе со всеми давал дурашливо-скабрезные напутствия полыхающим от стыда молодым, уходящим на брачную ночь, и громко улюлюкал, глядя, как шатер колышется от жаркой любовной схватки и нервных смешков. В итоге разгулявшегося графа уволокла собственная супруга, попутно расшугав не в меру увлекшихся зевак, чтобы паре дали хоть видимость уединения.

Слуги Невилла после этого продолжали возлияния, опустошая везенные через всю страну на телегах мехи с элем и белым хересом. Лишь немногие дотянули до утра и радостными возгласами встретили вывешенную юным Джоном простыню с пятном крови девственницы-невесты. Сам жених появился спустя некоторое время и двинулся с горделивым видом через толпу, получая по спине дружеские хлопки. Торжество чуть подпортила мать, остановив сына и прилюдно отерев ему с лица пятно от съестного.

День накануне выдался погожим, солнечным. Кортеж помельче мог бы провести ночь на постоялом дворе у дороги, но у Солсбери с собой было более двух сотен солдат и лучников, сопровождающих его в пути на север. Слишком уж много людей полегло в прошлом году по стране, чтобы граф мог рисковать своей женой и детьми, не имея под рукой отборную стражу.

Слуга поставил на траве небольшой табурет и круглый столик под белой скатеркой, на котором находились бритва, бутылочка с благовонным маслом и исходящая паром чаша с горячей водой. Солсбери лениво поскреб щетину на подбородке, хмурясь мыслям о предстоящем наплыве работы. Безусловно, хорошо было отвлечься на несколько дней от насущных забот по управлению своими землями и титульными имениями; не последнее место занимали здесь и обязанности лорд-канцлера при Протекторе. Сейчас граф на короткое время был не более чем прилежным отцом, что провожал молодоженов до дома. Эти дни в дороге были для него, пожалуй, единственным в этом году отрывом от текущих обязанностей. Шерифф Хаттон был у графа одним из любимых мест отдыха, где они с женой в свое время провели часть медового месяца. Он знал, что его Элис рада будет вновь посетить эту старую усадьбу, даром что задержаться там надолго у них не получится. На недельку с небольшим здесь остановятся молодые – его сын и Мод, – чтобы, помимо услад, оформить заодно дела с отходящими к Невиллам в качестве приданого манорами.

Усаживаясь на табурет, Солсбери улыбнулся этой мысли. Тем временем слуга ловко накинул ему на плечи полотенце, смазал теплым маслом лицо и, готовясь, несколько раз пробно вжикнул бритвой по ремню. Солсбери отчего-то пришло на ум: сейчас на границах с Шотландией, в месте, которое ему исконно представлялось замерзшим или залитым промозглым дождем, брызжет в бессильном гневе слюной его давний заклятый знакомец граф Перси. Мысль об этом делала и без того замечательное утро еще более погожим.

Слуга поднял бритву, но Солсбери остановил его рукой:

– А ну-ка, Рэнкин, что, если мы сделаем нашу процедуру позанятней? Давай так: каждый порез – полоска от розги у тебя на шкуре; а если обойдется без них – полнобля тебе на карман. Что, неужто не клюнешь своей темной душонкой завзятого игрока?

– Идет, мой господин! – азартно откликнулся слуга.

Эта игра между ними была заведена давно. И хотя (что было, то было) Рэнкина за годы раз шесть действительно секли, но за тот же срок он навыигрывал денег столько, что отдал хорошее приданое за трех своих дочерей – факт, его господину досконально известный. Рэнкин твердой рукой взялся осмотрительно и гладко сбривать щетинки у Солсбери с горла. Вокруг этой пары – слуги и хозяина – начинали понемногу собираться латники Невилла; втихомолку друг друга подначивая, они делали ставки. В целом воинство уже снялось с постоя и готовилось выдвинуться на север.

Графиня Солсбери Элис вышла из шатра. Утро встречало ее душистой прохладой. Блаженно чувствуя босыми ступнями влажную от росы травку, она огляделась, ища глазами мужа. Тот сейчас в отдалении брился, и она решила его не окликать – тем более что они, похоже, опять заключили с Рэнкином пари (ишь как старается, пройдоха: выигранные монеты для него стократ ценнее жалованья). С минуту Элис постояла, приязненно глядя на своего супруга: какой он все-таки сильный, бодрый, и годы ему нипочем. А ведь через пару-тройку месяцев ему уже пятьдесят пять; пора начинать думать о достойном такого человека подарке.

Кое-кого из людей заставила отвлечься поступь бегущих ног, хотя Рэнкин, сосредоточенный на своем задании и обещанной награде, продолжал священнодействовать с самозабвением художника. Солсбери, медленно и осторожно поведя глазами, увидел одного из мальчиков, сопровождавших свадебный кортеж. Смутно помнилось: кажется, вчера вечером этот самый пострел присосался к винному меху, а затем, ко всеобщей потехе, проблевался под ноги слугам, подающим перемену блюд.

– Милорд! – петушком кричал на бегу мальчик. – Милорд!

Подбежав, он юзом затормозил, оторопело, распахнутыми глазами глядя на бреющегося посреди поля графа.

– Ну что тебе? – невозмутимо спросил Солсбери, приподнимая подбородок, чтобы бритва Рэнкина не встречала препятствий.

– Там люди, милорд! Солдаты и лучники, бегом бегут сюда!

Солсбери непроизвольно дернулся и тут же ругнулся: в щеку впилась бритва. Вскочив, он содрал с шеи полотенце и, скомкав, принялся отирать с лица масло вперемешку с кровью.

– По коням! – рявкнул он опешившим людям вокруг.

Все ринулись во все стороны, к своим коням и оружию.

– Коня моего сюда! Рэнкин, косорукий ты черт, все-таки порезал! Коня, я сказал! Элис, господи! Ты почему разута? О дьявол!