Деррида - Пол Стретерн Страница 12

Фрейдистская психология: Деррида утверждает, что сознание никогда не бывает свободно от «следов» опыта в бессознательном. Воспринимающее «я», которое видит себя в настоящем, фактически всегда «написано» бессознательными следами из прошлого, которое в свою очередь «написано» бессознательными следами из его прошлого и так далее и тому подобное. Это означает, что никакого чистого восприятия просто не существует.

Привыкший смело смотреть в лицо трудностям, Деррида в 1991 г., когда крах марксизма казался всем очевидным, решил протянуть руку Марксу. В «Призраках Маркса» он занимается так называемой hantologie, то есть наукой о привидениях. Это исследование призраков, миражей, фантомов, населяющих пространство между бинарными оппозициями бытия и небытия, жизни и смерти.

Философ мастерски обыгрывает тот факт, что во французском, где буква h не читается, изобретенное им слово hantologie звучит так же, как и слово «онтология» (ontologie), то есть тот раздел философии, который занимается осмыслением «бытия». «Манифест Коммунистической партии» Маркса начинается так: «Призрак бродит по Европе, призрак коммунизма». Для Дерриды марксизм не является живым (как когда-то считалось) или мертвым (как считают сейчас). Вместо этой полярности есть нечто неразрешимое, иначе говоря, призрак.

В конце концов, Деррида решает, что деконструкция – это более радикальная форма марксизма. Этот вывод позволяет ему совершить невозможное: а именно объединить почти весь спектр современных философов и политических мыслителей. К сожалению, он объединил их против себя.

Я делаю акцент на слове «почти», ибо имею в виду всех, кроме участников парижского интеллектуального бомонда, где вывод Дерриды жарко обсуждается как с позиции «за», так и «против», вдохновляя тот вид полярности, которую сам Деррида объявляет недействительной.

Наверно, было нечто неизбежное в том, что в какой-то момент Деррида сосредоточил свое внимание на Джеймсе Джойсе, чье виртуозное владение словом представляет собой полную противоположность ему самому, Дерриде. Джойс мастерски владеет языком, что делает его произведения одновременно хорошо написанными и увлекательными, обогащает новыми смыслами то, о чем он пишет (не уничтожая при этом исходного смысла или объекта описания) и не вкладывает в написанное какого-либо (анти-) философского подтекста. «Есть ли предел толкованиям Джойса?» – вопрошает Деррида.

Нет, считает он. Но затем противоречит сам себе, поясняя, что великий ирландский писатель вместил в себя все возможные интерпретации еще до нас. Что показательно, Деррида взялся за «Улисса», а не за «Поминки по Финнегану», что, вероятно, давало большие возможности для бесконечных интерпретаций, напрочь лишенных всякого смысла.

Но даже эта аберрация гения отличается импрессионистским сдвигом смысла, скрытого за снежным вихрем неологизмов, каламбуров и солипсических солецизмов:

«Эй, три кварка для мастера Марка!» —

Верно, выглядит он не особенно ярко,

И повадки его, как у сына кухарки…

(«Поминки по Финнегану»)

Задолго до того, как Деррида деконструировал Джойса, американский ученый-ядерщик Марри Гелл-Манн ради собственного удовольствия засел за чтение «Поминок по Финнегану». Когда Гелл-Манн обнаружил новый вид субатомных частиц, он решил назвать их словом «кварк», позаимствовав его у Джойса. С точки зрения Джойса, этот неологизм можно всячески обыгрывать и интерпретировать. С точки зрения Дерриды, его, несомненно, можно деконструировать, свести до уровня бессмыслицы.

Для Гелл-Манна тогда, а ныне – для всего научного сообщества слово «кварк» является точным именем элементарных частиц, которые примерно в двадцать тысяч раз меньше протона, имеют спин, равный Ѕ, и электрический заряд +2/3 или –1/3. Из кварков образуются адроны, но сами они никогда не были обнаружены в свободном состоянии. В вышеупомянутых притчах-интерпретациях одна – это литературное использование языка, другая – научное. Что есть что, остается исключительно на ваше усмотрение (с чем Деррида обязательно согласился бы).