Подлость союзников. Как Запад предавал Сталина - Ральф Паркер Страница 12

Сам Хилл был не из тех людей, которых можно смутить подобным обращением. Он обладал двумя качествами, чрезвычайно важными для разведчика: настойчивостью и нечувствительностью к уколам самолюбия. Кому из английских или американских корреспондентов не приходилось бывать в роскошно обставленном особняке в Гранатном переулке, с его букетами живых цветов, отличным винным погребом, превосходным угощением и любезными улыбками свободно изъясняющихся по-русски молодых офицеров? И кого из них толстый маленький бригадир после закуски и хорошей сигары не приглашал в свой кабинет побеседовать «по душам о русских делах»?

Солдаты и офицеры разных военных миссий в Москве и очень многие дипломаты были не менее частыми гостями в особняке в Гранатном переулке. Хилл бесспорно лучше других был осведомлен о связях, имевшихся у иностранцев, живущих в Москве, с советскими гражданами.

Оказавшись в какой-нибудь компании русских, Хилл внимательно наблюдал за каждым из них, явно интересуясь прежде всего тем, какое положение они занимают в обществе и насколько пользуются влиянием среди своих сограждан. Если он приходил к заключению, что это простые люди, рядовые граждане Советской страны, то сразу терял к ним всякий интерес и, встретив их в другой раз на улице или в театре, не отвечал на поклоны. В тех же, кто чем-либо возбудил его любопытство, он вцеплялся как клещ.

* * *

Шпионская деятельность английских дипломатов во время войны наиболее наглядно, пожалуй, видна в том, с какой тщательностью и с каким размахом английское посольство пыталось использовать в своих целях ту часть польской эмиграции, находящейся в то время в Советском Союзе, которая была тесно связана с реакционным польским правительством в Лондоне. Очень скоро польское посольство и польская военная миссия превратились в филиал английской секретной службы.

Впрочем, так называемый «польский вопрос» заслуживает того, чтобы о нем сказать подробнее.

Как известно, в Куйбышевскую и Саратовскую области в 1941 году стекались поляки, бежавшие от немецких оккупантов. Мужчины призывного возраста вступали в армию Андерса, надеясь, что, как хорошо обученные и вооруженные солдаты, они рано или поздно примут участие в боях с немцами. Гражданское население, бежавшее из Польши во время оккупации, было эвакуировано в глубокий советский тыл. Все они были убеждены, что, пройдя горнило войны, советско-польские отношения обретут новую, дружественную основу.

Но большинство представителей польского эмигрантского правительства, находившегося тогда в Лондоне (почему их и называли «лондонскими поляками»), придерживалось совершенно иного взгляда на перспективы советско-польских отношений и делало все возможное, чтобы и широким массам поляков внушить недоверие к Советскому Союзу.

Прежде всего работники польской военной и политической разведок, действуя по указанию англичан, объявили, что долг каждого поляка — сообщать польским властям решительно все, что ему известно о Советском Союзе. Скоро в польском посольстве появились толстые папки с информационными материалами, копии которых передавались в «фонд». Когда в 1943 году Советский Союз разорвал дипломатические отношения с «лондонскими поляками», англичане, уже не таясь, забрали эти папки. Посещавшим польское посольство дипломатам показывали огромную карту, на которой обозначены были места, где жили польские беженцы, и предлагали дать информацию по любому вопросу жизни в СССР.

Вереде высшего офицерства, принадлежавшего по большей части к замкнутой касте старой польской военщины, господствовало пораженчество. Польские штабные офицеры в куйбышевском Гранд-отеле совершенно открыто говорили о своих планах организации, после падения Красной Армии, временного польского государства на Волге, откуда потом, дескать, начнется польское контрнаступление на Восточном фронте и закончится возвращением в Варшаву. Ввиду этого, доказывали они, нецелесообразно вводить польские дивизии в бой вместе с Красной Армией, когда их обучение будет закончено.

Польские реакционеры в Куйбышеве, подстрекаемые своими лондонскими покровителями, открыто агитировали против идеи второго фронта в Западной Европе. Они боялись, как бы западные державы не израсходовали своих сил слишком рано, они строили свои расчеты на том, чтобы в Польшу первыми вступили войска западных держав, наступая с юга, через Балканы. Для польской реакции это была бы единственная возможность захватить власть в стране. Многим из этих польских ультранационалистов грезилась Центральная Европа с польско-чехословацкой федерацией в качестве господствующей славянской державы. С самого начала этот проект получил официальное благословение Форейн Офис.

Брюс Локкарт, известный английский разведчик, принимал активное участие в подготовке этих планов.

Локкарту помогал Виктор Казалет, личный адъютант Черчилля, известный своими промюнхенскими и про-габсбургскими настроениями. Казалет происходил из семьи, имевшей крупные денежные интересы в царской России. По приезде в Куйбышев в 1941 году Казалет высказывал друзьям свой взгляд на чешско-польские отношения — взгляд, который Форейн Офис находил «вполне здравым». Поляки, говорил он, пользуются симпатией у правых англичан, чехи — у левых. Пусть они объединятся, и им обеспечено хорошее отношение всей Великобритании.

Успехи Красной Армии развеяли в прах все эти эфемерные планы, однако кое-кто из поляков с ними не расстался, и это была одна из причин, почему Андерс и его штабные офицеры уже зимой 1941 года замышляли вывод польских вооруженных сил из Советского Союза и передачу их под английское командование для будущего похода через Балканы.

Между тем, на Востоке Советская Армия одерживала новые и новые победы. Второй фронт в Европе все еще не открылся. Было ясно, что освобождение Польши придет с Востока. Теперь «лондонским полякам» — этой кучке своекорыстных честолюбцев, отнюдь не являвшихся представителями своей нации, осталась одна только ставка — посеять вражду между славянскими народами, поднять в Польше восстание не против немцев, но против русских, украинцев, белорусов. Таков был план Андерса, поддержанный Форейн Офис.

Понятно, что Советское правительство не могло поддерживать отношения с этим предательским польским правительством. И в скором времени последовал разрыв.

* * *

Очень многие общественные деятели на Западе, под влиянием коварной и щедро финансируемой англичанами пропаганды польского эмигрантского правительства, в недоумении спрашивали себя: какую же позицию займет в будущем Советское правительство по отношению к Польше? Именно это побудило меня обратиться с письменными вопросами к И. В. Сталину.

Это было в Москве весной 1943 года. Я спросил маршала Сталина, желает ли правительство СССР видеть сильную и независимую Польшу после поражения гитлеровской Германии, и далее — на каких основах должны, сточки зрения маршала Сталина, строиться послевоенные отношения Польши и СССР?

Ночью, ровно через сутки, меня разбудил телефон, звонивший с необычайной настойчивостью. Звонили из отдела печати НКИД, предлагая немедленно туда явиться. Я поспешно оделся, захватив на всякий случай пишущую машинку, и вышел из «Метрополя» с тем приятным чувством ожидания, которое испытывает каждый журналист в предвидении сенсационной новости.