История любви в истории Франции. Том 2. От Анны де Боже до Марии Туше - Ги Бретон Страница 12

Если бы не любовь, разве мы имели бы столько войн?

Поль Валери

На другой день после свадьбы Карл решил, что учтивость требует от него отправиться к бывшей невесте Маргарите Австрийской и объяснить сложившуюся ситуацию. Он прибыл в Амбуаз, где у Маргариты был свой «маленький двор», и сообщил ей со всей возможной в этих обстоятельствах деликатностью, что она отвергнута, «принимая во внимание тот факт, что он женился на другой». И хотя Маргарита ждала этой новости, услышав ее, бедная девочка разрыдалась в таком неподдельном горе, что у Карла тоже на глаза навернулись слезы.

— Вот что в действительности означают ваши клятвы, — сказала она.

Король в крайнем смущении объяснил ей, что он вынужден был смириться, поскольку на карту поставлены государственные интересы.

— Но я не меньше расстроен, чем вы, — добавил он.

— По крайней мере, — прошептала она, — меня утешает мысль, что в случившемся нет моей вины…

Тут они обняли друг друга и заплакали вместе.

Эта тягостная сцена была прервана грубейшим образом сеньором Дюнуа. Один историк так рассказывает об этом. «Названный Дюнуа ждал короля за дверью комнаты, в то время как все остальные принцы и принцессы, сеньоры и дамы лили слезы и горестно вздыхали от жалости и сострадания к несчастной судьбе двух влюбленных. И только он с его грубым высокомерием и гнусной ухмылкой без конца напоминал королю, что пора ехать, и упрекал его за то, что тот чересчур задержался у упомянутой несчастной принцессы, говоря, что так и погубить себя недолго, если проливать с дамами столько слез» <Жан Ле Мэр де Бель ж. Короны Маргариты.>.

Резко выпрямившись, оскорбленная в лучших чувствах Маргарита потребовала, чтобы ей немедленно позволили вернуться к отцу.

Карл VIII опустил голову.

— Пока что вы останетесь здесь.

И, не сказав больше ни слова, он вместе с Дюнуа отбыл из замка, оставив в одиночестве и в слезах ту, что в течение шести лет была «маленькой королевой Франции», обожаемой народом, а теперь волею судьбы ставшей всего лишь маленькой пленницей, удрученной своим горем…

* * *

Можно не сомневаться, что к известию о бракосочетании Карла и Анны Максимилиан отнесся не совсем так, как его дочь. А если быть точным, то он впал в такую ярость, что заставил опасаться за свою жизнь.

Справедливости ради надо признать, что у бедняги были основания для недовольства — ведь король Франции не только возвратил Максимилиану дочь, но он еще и отнял у него жену.

Едва несчастный вновь обрел способность связать два слова, как тут же собрал Совет и торжественно заявил, что брак, отпразднованный в Ланже, является незаконным и что более того, король Франции похитил маленькую герцогиню и совершил над ней насилие.

Ему ответили, что шестеро реннских горожан присутствовали при первой брачной ночи исключительно для того, чтобы подтвердить, что никакого похищения не было. Однако австриец стоял на своем и продолжал считать себя герцогом Бретонским.

Это вскоре превратилось у него в навязчивую идею.

Не было, кажется, человека, которому он при встрече не сказал бы тут же:

— А знаете, я женился на Анне Бретонской. Именно я являюсь ее законным мужем. Карл VIII просто вор и прелюбодей…

Подобные высказывания вряд ли беспокоили людей, живших при его дворе; гораздо больший интерес они вызывали у других европейских монархов, которые очень неодобрительно отнеслись к королю Франции, присоединившему к своим владениям Бретань.

— Какой мощной монархией становится Франция! — воскликнул Лоренцо Медичи.

— И насколько теперь более опасной, — добавил Фердинанд Испанский.

Что касается Генриха VII Английского, то он не высказался по этому поводу только потому, что темперамент не позволял ему говорить многозначительно, что вовсе не мешало при этом думать то же, что и другие…

Позиция, занятая Максимилианом, вселяла надежду во всех считавших себя задетыми монархов.

Действуя заодно с Максимилианом, они решили объявить войну этому бесчестному королю Франции, который с такой беззастенчивостью похищает чужих жен. Само собой разумеется, во главе движения встала Англия. Тогда Анна де Боже, которая все еще выступала в роли регентши, придумала очень ловкий ход, чтобы исключить из игры Генриха VII, а значит, разрушить и всю коалицию. Вот что она задумала.

Жил в то время в Англии любопытнейший человек по имени Перкинс Уорбек. Он был внебрачным ребенком короля Эдуарда IV и какой-то простолюдинки. Не имея никаких прав на корону, ведь он был незаконнорожденным, Перкинс решил использовать свое поразительное сходство с герцогом йоркским, убитым в лондонском Тауэре, чтобы создать прецедент Наундорфа <Авантюрист, уроженец Потсдама (1787-1845). Часовщик, выдававший себя за Людовика XVII.>.