Прерванный прыжок - Теодор Гладков Страница 12

Зиберт очень естественно удивился:

— В Иран? Я думал, ваша специальность Россия.

Ортель мотнул головой.

— На сей раз Иран. В конце ноября там соберется Большая Тройка: Рузвельт, Черчилль, Сталин. В Тегеране. Мы их ликвидируем.

Николай Иванович почувствовал, как внутри у него словно что-то оборвалось, и с трудом удержался от того, чтобы тут же, под грохот оркестра, звон рюмок, пьяные возгласы гитлеровцев не выстрелить в самодовольное, лоснящееся от выпитого коньяка лицо эсэсовца. Сдержался, только изо всех сил сжал на несколько секунд кулаки…

Фон Ортель между тем увлеченно продолжал: — Вылетаем несколькими группами. Людей готовим в специальной школе в Копенгагене. Вам, возможно, тоже придется туда отправиться, чтобы подучиться кое-чему.

— Что ж, — твердо сказал Кузнецов, — я согласен. Если вы во мне уверены, можете считать, что с сегодняшнего дня я нахожусь в вашем распоряжении.

Фон Ортель с силой ударил кулаком по столу.

— Вот это мужской разговор, Пауль! Разумеется, я в вас уверен!

Как ни заманчиво по первому побуждению было сразу уничтожить фашистского убийцу, командование не позволило Кузнецову и пальцем тронуть фон Ортеля. Более того, Николаю Ивановичу было приказано проследить, чтобы с ним, наоборот, ничего не случилось.

— Вы можете достать фотографию фон Ортеля? — спросил Медведев.

Кузнецов задумался и с сожалением покачал головой.

— Боюсь, что сфотографировать его незаметно, так, чтобы получился отчетливый снимок, невозможно. Он очень осторожен. На улице всегда натягивает козырек на самые глаза, в помещении садится в тень, подпирает левой рукой щеку… Да и времени уйдет много на отправку снимка в Москву, а остались считанные дни.

В отряде знали, что времени мало. Оставался один выход. Николаю Ивановичу дали лист бумаги и предложили составить то, что в криминалистике называется «словесным портретом», а в переводе на обычный язык — исключительно точным и подробным описанием внешности человека, сделанным по определенной научной системе.

Многие криминалисты при розыске преступников предпочитают пользоваться словесным портретом, нежели фотографией, потому что фотография часто схватывает случайное, нехарактерное для данного человека выражение лица, к тому же лишь в одном ракурсе. Словесный же портрет фиксирует характерные и неизменные приметы.

Составление, правильного словесного портрета — дело сложное, требующее очень острой наблюдательности. Даже такому внимательному человеку, как Николай Кузнецов, для этого потребовалось полтора часа напряженного труда.

Тут же радиограмма о готовящемся покушении со словесным портретом фон Ортеля была отправлена в Москву.

* * *

Обер-лейтенант Пауль Зиберт не смог больше встретиться со своим другом и возможным будущим начальником. Как только он вернулся в Ровно на свою основную квартиру в доме № 15 по улице Легионов, взволнованная Майя Микота сообщила ему удивительнейшую весть: штурмбаннфюрер СС фон Ортель накануне застрелился в своем кабинете в помещении «зубоврачебной лечебницы». Так сказали Майе в гестапо. Трупа своего поклонника она не видела…

Кузнецов не сомневался, что трупа «самоубийцы» вообще не существовало. Его волновало одно: почему фон Ортель так стремительно и неожиданно покинул Ровно, симулировав самоубийство? Причин могло быть только две: приказ немедленно явиться в Берлин или раскаяние в излишней откровенности с ним, Зибертом. Во втором случае Кузнецову грозила немалая опасность. Фон Ортель мог позаботиться об устранении опасного для него свидетеля (как-никак фон Ортель разгласил Зиберту государственную тайну).

Командование отряда приняло все необходимые меры для обеспечения безопасности Николая Ивановича. Но о причине внезапного исчезновения фон Ортеля из Ровно можно было лишь догадываться.