Просветительские идеи и революционный процесс в Северной Америке - Мария Филимонова Страница 12

Такая установка сослужила американцам хорошую службу. Сопротивление гербовому сбору они развернули, не дожидаясь, пока он вступит в силу. К 1 ноября 1765 г. все средства, которыми располагали для противодействия «Сыны Свободы», уже были использованы.

Но в чем для них заключалась свобода и насколько их понимание совпадало с идеями европейских просветителей?

Свобода ассоциировалась для них, как и для всех теоретиков естественного права, с самой человеческой природой. «Любовь к свободе естественна для нашего вида и неразлучна с человеком», — рассуждал некий B. W. на страницах «Boston Gazette» ^[116]. Таким образом, свобода существовала до государства и помимо государства.

«У человека есть естественная свобода, поскольку все, у кого одинаковые природа, умственные и физические способности, по природе равны и должны пользоваться одними и теми же общими правами и привилегиями», — писал Дж. Локк ^[117]. Американцы были прекрасно знакомы с концепцией естественного права ^[118]. Так, в любопытном обращении к колонистам от лица ангела-хранителя Америки говорилось о «тех священных правах, которые природа дала всем людям, без ограничений со стороны какого-либо земного государя или государства» ^[119]. При этом американское восприятие естественного права несколько отличалось от доктрин европейских просветителей. Прежде всего, они связывали происхождение права не только с человеческой природой, но и с волей Творца, причем эти две доктрины в их глазах не противоречили друг другу. На митинге жителей Леминстера (Массачусетс) провозглашалось: «Создатель Природы и Христианской религии сотворил нас свободными» ^[120]. Почти те же выражения использовали жители Помфрета (Пенсильвания) ^[121]. Американский исследователь Дж. Ф. Рэйд выразил точку зрения, характерную для американцев того времени, в следующей формуле: естественное право есть право, предоставленное и признанное конституцией и законами Великобритании ^[122]. Как видно из изложенного выше, это не совсем так: естественное право в понимании колонистов существовало все же до появления британской конституции.

Но действительно, еще одна особенность колониальной трактовки естественных прав заключалась в том, что естественное право ассоциировалось с традиционными вольностями англичан, гарантированными Великой хартией и неписаной британской конституцией, а также с правами колонистов, зафиксированными в хартиях колоний. Палата представителей Массачусетса единогласно объявляла, что «существуют определенные важнейшие права британской конституции, которые основаны на законах Бога и природы и являются общими правами человечества». Из этого вытекало положение, что никакой закон сообщества не может, в соответствии с естественным законом, лишить человека этих прав ^[123]. То же самое повторялось на многочисленных митингах. Жители Нортона (Массачусетс) провозглашали, что их права основаны на природе, подтверждены хартиями и гарантированы британской конституцией ^[124]. Фригольдеры города Бриджуотер (Массачусетс) на митинге заявляли, что Гербовый акт нарушает «привилегии их хартии и естественные права» ^[125]. Митинг фригольдеров Кембриджа (Массачусетс) 14 октября 1765 г. апеллировал «ко всем естественным, прирожденным, конституционным правам англичан» ^[126].

Свобода, как правило, ассоциировалась с владением собственностью. Не случайно во всех колониях избирательное право было ограничено имущественными цензами. Предполагалось, что собственники более, чем неимущие, заинтересованы в процветании своей страны. Некоторые возражения против этой общепринятой истины высказывал только Дж. Отис. Он настаивал на расширении избирательного права: «Невозможно привести убедительный довод в любой стране против того, чтобы любой человек в здравом рассудке мог голосовать на выборах представителя. Если у него немного собственности, которую надо защищать, все же его жизнь и свобода имеют некоторую ценность» ^[127]. Но для большинства американцев свобода и собственность были тесно связаны. За свободу и собственность пили в Портсмуте (Нью-Гэмпшир) на банкете 1 ноября 1765 г. ^[128] В Коннектикуте от сборщика налогов Дж. Ингерсолла ^[129] потребовали не только публично отречься от своей должности, но и трижды повторить слова «Свобода и собственность», на что «Сыны Свободы» откликнулись троекратным «ура!» После чего вся компания в полном согласии отправилась обедать в таверну ^[130]. «Boston Evening-Post» выходила с девизом «Единый голос всех свободных и лояльных подданных его величества в Америке: Свобода, Собственность и никаких Гербовых марок!» ^[131] Автор под псевдонимом «Превосходный» упоминал полностью классическую локковскую триаду: «защиту жизни, свободы и собственности» ^[132].

Итак, в протестах против Гербового акта концепция свободы оказывалась неразрывно связана с собственностью. Инструкции Ньюбери (Массачусетс) их представителю в генеральной ассамблее колонии гласили: «Народ без собственности или с ненадежным владением таковой находится не в лучшем состоянии, чем рабы. Ибо свобода и даже сама жизнь не имеют ценности, если не наслаждаться ими, что невозможно без собственности» ^[133]. «Boston Gazette» впадала в поэтический тон: «Взгляните, как солнце украсило облака на западе, одело их в багрянец, пронизало их золотом. Так украшается наше домашнее благополучие Собственностью, так совершенствуются наши общественные привилегии Свободой» ^[134].