Микроубийцы из пробирок. Щит или меч против Запада - Лев Федоров Страница 12

Биологический отдел НИХИ был чрезвычайно опасен для большого города — Москва была совершенно не готова к встрече с агрессивными штаммами опаснейших инфекций. А работать с бактериями чумы и холеры посреди Москвы все-таки тогда не рискнули.

Однако отдел был выведен из Москвы лишь весной 1934 года — вскоре после гибели сотрудницы ИХО РККА во время опытов с боевой рецептурой сибирской язвы [104]. И поначалу местом его новой дислокации стал Суздаль (Владимирская область). Именно здесь начиная с 1933 года, в Покровском женском монастыре, создавалась новая военно-биологическая лаборатория. Однако до последних дней советской власти этот факт властям удавалось скрывать от общества [37]. В наши дни, однако, уже можно восстановить хотя бы схематическую картину событий тех дней [9, 42].

Основанный в 1364 году Покровский монастырь имел по понятиям 1930-х годов большие размеры, мощнейшую ограду, добротные по тем временам помещения, и к тому же он много лет не занимался своим прямым делом. Закрыт этот монастырь был в 1923 году и до 1931 года находился в ведении музейного и коммунального отделов.

С 1931 года для Покровского монастыря настали новые времена. К сожалению, они не могли отличаться от проблем всей страны.

Применительно к биологическому оружию гигантская провокация Политбюро ЦК ВКП(б) и ОГПУ выглядела следующим образом. С одной стороны, в сентябре 1930 года «Красной звезде» было велено провозгласить, «что буржуазные армии имеют химико-бактериологические лаборатории… чтобы при первом удобном случае воспользоваться теми или другими бактериями для уничтожения противника» [79]. Одновременно разведывательное управление штаба Красной армии снабдило наркома К. Е. Ворошилова «Сводкой сведений о средствах бактериологического нападения и защиты в иностранных армиях. Англия, Германия, Франция, Югославия», которые, как уже говорилось выше, на самом деле в те годы этим не занимались [12]. Коронным номером этой разведывательной бумаги было фантастическое сообщение о будто бы выполненных в 1930 году в Германии полигонных испытаниях бактериологических средств — спор сибирской язвы и бактерий сапа [7].

Так в советских верхах появилась идея создать помимо двух мест работы с биологическим оружием (в Москве и в Подмосковье в имении Власиха) еще одно — в Суздале по линии ОГПУ. Причем если в Красной армии эти секретные работы вели свободные люди (офицеры и вольнонаемные), то в ОГПУ предполагалось привлечь специально созданных «вредителей».

«Правовая» сторона выглядела следующим образом. 15 мая 1930 года появился «Циркуляр Высшего совета народного хозяйства и Объединенного государственного политического управления» об «использовании на производствах специалистов, осужденных за вредительство». Сей документ был подписан В. В. Куйбышевым и Г. Г. Ягодой и содержал формулу решения: «Использование вредителей следует организовать таким образом, чтобы работа их проходила в помещениях органов ОГПУ». Однако не стоит приписывать товарищам Куйбышеву — Ягоде больше, чем они заслуживают. Незадолго до их решения появилось еще более мудрое и директивное, а именно постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от 25 февраля 1930 года о недостатках в работе военной промышленности. Именно этим документом с самого верха властной пирамиды было указано направление поиска виноватых. Ими оказались «вредители», активный отлов которых был поставлен на поток. А конкретный способ использования «вредителей» был определен СНК СССР, утвердившим 30 апреля 1930 года положение об исправительно-трудовых лагерях, которые передавались в систему ОГПУ.

Применительно к военно-биологической проблематике практически сошлись два вектора. С одной стороны, ОГПУ хотело иметь свою базу для работы с опасными бактериями и вирусами в связи с решением собственных террористических задач. С другой стороны, ВОХИМУ после 1930 года, когда во Власихе новая лаборатория была создана не для них, а для ВСУ, было вынуждено продолжить поиски места вне Москвы для опытов с самыми опасными инфекциями в связи с созданием биологического оружия.

В общем, в 1930–1931 годах доблестные советские органы «раскрыли» несколько групп микробиологов — «шпионов и террористов». Поскольку работа была поставлена на серьезную основу, в их орбиту попал сильнейший в научном отношении состав биологов-заключенных, что позволяло вести военно-биологические работы не только в нормальном режиме (силами свободных микробиологов из Москвы из ИХО РККА), но и в режиме «шарашки», когда заключенные из других городов одновременно были и исследователями, а иногда и подопытным материалом.