Екатерина II, Германия и немцы - Клаус Шарф Страница 11

Эта патриотическая гордость, вполне сочетавшаяся с открытым, просвещенческим образом мышления, пережила резкое угасание после Польского восстания 1830 года, омрачившего представления немцев о России, причем некоторые рассуждения в эпоху национализма приобрели даже весьма грубый характер. Во времена Николая I, а особенно с началом Крымской войны, возобладала и распространилась берущая свое начало в традиции Просвещения, однако популярная и среди рьяных антипросветителей точка зрения, согласно которой в России за европейским фасадом продолжал жить азиатский деспотизм, более всего соответствующий характеру ее народа ^[93]. Некоторые немецкие авторы – например, Фридрих фон Раумер ^[94], Эрнст Геррманн ^[95], Самюэль Зугенхейм ^[96], Иоганнес Янссен ^[97], а также влиятельный публицист и историк прибалтийский немец Теодор Шиманн ^[98] – испытывали даже некоторую неловкость в связи с немецким происхождением Екатерины. После того как в 1859 году Александр Иванович Герцен опубликовал фрагменты из мемуаров Екатерины ^[99], откровенно изображавшие картину притворства и лицемерия, столь свойственную двору Елизаветы Петровны, императрица сама превратилась в типичное воплощение русской лживости и бессовестной жажды власти, а просвещенность ее абсолютизма была объявлена напускной. А.Г. Брикнер, считавший себя посредником между российской и немецкой историографиями, в 1883 году с явным сожалением констатировал разницу эпох: «В те времена [в конце XVIII века] космополитизма было больше, чем ныне». Однако своим простодушным историзмом он разоблачал не идеологическую составляющую исторической науки той эпохи, будь то в России или Германии, а безобидный анекдот об императрице и ее английском лейб-медике Джоне Роджерсоне: «Обращенная к доктору просьба Екатерины выпустить ей всю ее немецкую кровь – всего-навсего одна из сплетен, передающаяся бездумно и некритично и ни у кого не вызывающая вопроса об ее источнике» ^[100].

С другой стороны, на фоне постепенно убывавшего после 1848 года восхищения Польшей немецкая публицистика все больше критиковала альянс обеих великих немецких держав с Россией ^[101], попутно очерняя образ Екатерины в глазах католиков и либералов, а отношение к полученному императрицей образованию во французском духе и ее тесным связям с французскими просветителями постепенно становилось все более негативным. Что касается переписки Екатерины с знаменитыми писателями, сопровождавшейся рецепцией идей Вольтера, Монтескьё и энциклопедистов, то в придании ее гласности среди просвещенной европейской публики в свое время были заинтересованы обе стороны этого процесса. Немецкие же ученые в Москве и в Петербурге, опасавшиеся утраты своих традиционных позиций, на этом фоне якобы чувствовали себя обиженными из-за возросшего авторитета французских ученых, писателей и деятелей искусства в правление Екатерины II. В 70-е годы XIX века, с началом публикации источников по истории России, живой интерес к истории российско-французских отношений возник во Франции, усилившись в 1890-е годы благодаря заключенному обеими державами союзу. Вплоть до начала Первой мировой войны исследователи уделяли особое внимание французскому влиянию как на придворную культуру и интеллектуальную жизнь России вообще, так и на отдельных представителей элиты ^[102].