Морально-боевое состояние российских войск Западного фронта в 1917 году - Михаил Смольянинов Страница 11

Верховное командование и командование фронтов в первое время после революции пытались не допустить распространения произошедших политических и демократических перемен в стране и на армию. Они связывали с этим неминуемое падение дисциплины, боеспособности войск, последующее разложение армии, что в условиях войны считали гибельным для России. «Пусть провозглашенные принципы свободы, близкие нашему сердцу, не коснутся нас, как военных, – призывал войска в своем приказе командующий 10-й армией генерал В. М. Горбатовский и заключал: – Армия должна оставаться армией» ^[87].

Ставка Верховного главнокомандующего и Временное правительство с тревогой ожидали как войска и население воспримут манифесты об отречении от царского престола. Командующий 10-й армией уже 4 марта приказал командирам корпусов и начальникам дивизий «с полной откровенностью» доносить об этом ^[88].

Генерал М. В. Алексеев просил главнокомандующих фронтами «срочно сообщить … какое впечатление на армию произвели манифесты», добавляя при этом, что «правительство очень ожидает сообщения об отношении действующей армии к совершившемуся…» ^[89]

Из наспех составленных донесений командиров корпусов, обобщенных командующими армиями и направленных через штаб фронта Верховному главнокомандующему, следует, что на Западном фронте весть о свержении царского самодержавия была встречена в основном «спокойно», «сдержанно» ^[90].

Однако в действительности отношение войск к совершившемуся перевороту не было однозначным, а представленные сведения не были полными. Так, в Сибирском корпусе 2-й армии, по словам его командира, к моменту представления сведений «отношение солдат еще не успело вылиться в определенную форму». Окончательно оно не определилось в гренадерском корпусе. Неполными были сведения из 9-го армейского корпуса ^[91]. Не одинаковым было отношение к объявленным манифестам дивизий 10-го армейского корпуса: если в 112-й пехотной – «спокойное и большей частью сознательное», то в Сибирской казачьей «манифесты произвели угнетающее впечатление» ^[92].

Отрицательную реакцию офицерства фронта вызвало имевшее место в дни революции насилие над офицерами в тылу. «Офицерство в большей, и притом в своей лучшей части глубоко возмущено допущенным отношением к нему толпы Петрограда, Москвы и других городов», – сообщал в своей телеграмме в штаб Западного фронта командующий 2-й армией генерал В. В. Смирнов ^[93]. Об устранении солдатским комитетом начальника бригады и избрании на эту должность нового сообщалось в телеграмме из Калуги ^[94].

Командование Западного фронта болезненно реагировало на эти и другие подобные факты. Оно увидело в них начало разложения армии и с тревогой сообщало об этом в штаб Верховного главнокомандующего и Военное министерство. Получив телеграмму из Калуги, генерал А. Е. Эверт уже 4 марта телеграфировал о ней Военному министру, сделав заключение, что «такие факты при возможном их развитии приведут армию к полному разложению и она будет не в силах оказать сопотивление врагу». Главкозап считал «небходимым немедленное заявление правительства, что дисциплина и внутренний порядок в войсках должны поддерживаться согласно существующих уставов и что нарушители должны подлежать беспощадной каре по суду» ^[95]. О своем обращении к Военному министру генерал А. Е. Эверт информировал Верховного главнокомандующего генерала М. В. Алексеева и просил последнего поддержать его ^[96].

Тем временем революционные события развивались, все больше захватывая армию. На Западном фронте уже после получения первых вестей о революции солдаты совершили вооруженное насилие над командирами и офицерами, высказывавшими сожаление по самодержавному строю или отличавшимися строгостью к подчиненным. Такие факты имели место в 21-м пехотном Муромском полку 6-й пехотной дивизии, 673-м Прилукском, 674-м Золотоношском и 675-м Конотопском пехотных полках 169-й пехотной дивизии, 12-й полевой артиллерийской бригаде 3-й армии, 68-м Сибирском стрелковом полку 3-го Сибирского корпуса 2-й армии ^[97].

«Во вверенной мне армии были два случая ареста командиров частей горстью своих же солдат, недовольных строгостью начальников, а в одном случае немецкой фамилией начальника», – сообщал в штаб фронта 8 марта командующий 2-й армией генерал В. В. Смирнов. Командарм считал, что «эти случаи самоуправства должны быть пресекаемы самим законом в интересах государственной и военной дисциплины» ^[98].

Особую тревогу командования вызвало вмешательство в жизнь войск Петроградского и других Советов, обращавшихся к войскам как через телеграммы и воззвания, так и направлявших свои делегации с целью развития и углубления революции. Уже 4 марта главнокомандующий Северным фронтом генерал Н. В. Рузский телеграфировал Верховному главнокомандующему генералу М. В. Алексееву о том, что из разных пунктов района дислокаций войск ему поступали донесения о появлении таких делегаций, распоряжениям которых подчинялись солдаты ^[99]. Их действия, по словам генерала, были в ущерб воинской дисциплине и авторитету начальников.

Сообщая о телеграммах генералов А. Е. Эверта и Н. В. Рузского Военному министру, генерал М. В. Алексеев требовал «немедленных, самых энергичных правительственных мер» для искоренения случаев ареста, устранения делегатами военных начальников и избрания солдатами на их место новых, «дабы зараза разложения, начавшаяся в тылу, не перекинулась в армию и не привела ее к полной небоеспособности» ^[100]. Военный министр А. И. Гучков в ответ на обращение Верховного главнокомандующего генерала Алексеева телеграфировал, что для урегулирования «печальных случаев» арестов военных начальников «всевозможными делегациями и комитетами и выборов солдатами новых начальников принимаются меры» ^[101].

Верховный главнокомандующий, не дожидаясь защитных для фронта от революционной пропаганды мер правительства, предписал главнокомандующим фронтами принять самые решительные меры против проникновения в армии «преступного элемента», и «имея на узловых станциях достаточно крупные караулы», при появлении таких «шаек» «немедленно их захватывать и предавать…тут же на месте военно-полевому суду» ^[102].