Изабелла Католичка. Образец для христианского мира? - Жозеф Перес Страница 11

Языковая эволюция оставила свой след в поэтических сборниках того времени, называемых «кансьонерос». Так, в «Кансьонеро Баэны» вошли стихи, популярные при правлении Хуана II Кастильского (1406-1454), а в «Кансьонеро Стуньиги» — стихотворения, которыми чествовали при дворе короля Альфонса V Арагонского, называемого Благородным (1416-1458). «Кансьонеро Эрберея Дезэссара», о котором мы упоминали, отражает тенденции, бытовавшие в придворной и литературной среде Наварры приблизительно в 1460 году. В этих трех «кансьонерос», а также в других, менее известных сборниках, преобладали произведения, написанные на кастильском языке, тогда как авторы многих из них были португальцами или каталонцами. Их литературные сюжеты и эстетические вкусы сходны, что свидетельствует о культурном единстве, о чем мы уже писали выше: народы полуострова, разделенные политическими границами, осознавали свою принадлежность к единой культурной общности; будучи португальцами, кастильцами или каталонцами, все они чувствовали себя испанцами.

Расцвету кастильского языка в XV веке сопутствовал рост могущества Кастилии, ставший показателем той жизненной силы, которую заключали в себе ее экономика и демография. Ученый-гуманист Небриха (1440-1522) предвидел этот расцвет уже в 1492 году, в год взятия Гранады и первого плавания Христофора Колумба! 18 августа ученый представил на суд королевы свой последний труд, грамматику кастильского языка. Труд незаурядный: вплоть до сего времени не было составлено ни одной грамматики, посвященной народному языку ^[26]. Изабелла была удивлена: кому и как может принести пользу подобное произведение? Ответ последовал не от Небрихи, а от Талаверы, нового архиепископа Гранады: варварским народам, подчинившимся Испании, нужно будет дать закон и навязать язык победителя; эти нации будут изучать кастильский язык, подобно тому, как народы, попавшие во власть Рима, изучали латынь. Именно так грамматика Небрихи нашла свое оправдание. О чем тогда думал Талавера? Вряд ли о колонизации Америки: в тот момент каравеллы Колумба не достигли даже Канарских островов. Скорее всего, его мысли текли по руслу, открывшемуся после недавнего завоевания Гранады, — он думал о великом крестовом походе против ислама, в ходе которого Испания обоснуется на берегах Северной Африки и освободит Гроб Господень...

Подобные намерения и помыслы свидетельствуют об уверенности, порожденной успехом, и доверии к будущему, появившемуся, конечно, благодаря Провидению, но также благодаря заслугам королей и порядку, воцарившемуся в Кастилии. Из Гранады были изгнаны мавры; объединенная Испания стремилась к новым победам; вот почему она нуждалась в едином языке. Небриха подхватит мысль Талаверы: «Когда мы размышляем о древних произведениях, написанных ради того, чтобы сохранить память о прошлом, на ум не может не прийти мысль о том, что язык всегда является верным спутником власти; оба они рождаются, развиваются и расцветают в одно время, в одно время они же и угасают».

Siempre la lengua fue companera del imperio: культурное превосходство всегда сопутствует превосходству политическому — и экономическому, добавим мы сегодня. Идея эта не нова: Небриха взял ее у итальянского гуманиста Лоренцо Валла, который, разумеется, имел в виду латынь — латынь, пришедшую с римскими легионами; латынь, позволившую установить закон и распространить более развитую культуру ^[27]. Испания — наследница Рима; кастильскому наречию суждено стать испанским языком, языком универсальным, каким в свое время была латынь. Эта идея витала в воздухе. Испания 1492 года уверена в себе и в собственной миссии, горда своими успехами. Шесть лет спустя, в 1498 году, посол католических королей в Риме Гарсиласо де ла Вега (отец одноименного поэта) сознательно нарушил дипломатический обычай, заявив в присутствии папы и представителей Франции и Португалии о превосходстве кастильского языка над всеми другими языками христианского мира. Однако в 1498 году кастильский язык был еще далек от проторенного пути: лишь через век испанская литература, которую никто и не помыслит называть кастильской, завоюет сердца образованных европейских читателей, а испанизмы в большом количестве проникнут во французский язык, на котором говорили во Франции во времена Людовика XIII. Небриха предвидел это ^[28]. С 1492 года кастильский язык одержал верх над другими языками Иберийского полуострова, превратившись в язык культуры. Факт этот примечателен еще и тем, что данная эволюция была спонтанной: никакое политическое давление не заставляло поэтов Каталонии, Валенсии и тем более Португалии писать на кастильском наречии; они пользовались им по доброй воле, признавая превосходство языка, принадлежавшего самой динамичной политической группе полуострова. В 1611 году лексикограф Себастьян де Коваррубиас отметил этот факт в своем «Сокровище кастильского, или испанского, языка». В 1737 году это подтвердил и Грегорио Майанс-и-Сискар из Валенсии в своих «Началах испанского языка»: «Под испанским разумею я тот язык, на котором мы, испанцы, говорим, когда желаем, чтобы нас поняли окружающие». Кастильский в конечном счете стал испанским языком точно так же, как тосканский язык стал итальянским; иными словами, это не только язык, на котором говорят в его родной местности, — это язык, распространившийся за ее пределами и обогатившийся областными вариантами, что не мешало ему при этом оставаться самим собой.