Ленд-лиз: сделка века - Наталья Бутенина Страница 11

По мнению многих современников Рузвельта, президент всегда знал, чего он хочет. Проблема, стоявшая перед ним, заключалась в том, как повести за собой страну и как убедить Конгресс последовать его совету. Военный министр США Стимсон однажды сказал, что следовать за интуитивным мыслительным процессом Рузвельта – «это все равно что охотиться за мелькающим лучом солнца на стене пустой комнаты». Но такой независимый полет мысли давал яркие, убедительные результаты. Один из них – идея ленд-лиза.

Когда Рузвельт 16 декабря 1940 г. возвратился с Карибского моря, он доходчиво объяснил свое решение членам администрации. «По мере того, как будут производиться самолеты, корабли, пушки и снаряды, правительство, исходя из рекомендаций своих военных экспертов, сможет определить, как их лучше всего использовать, чтобы обеспечить оборону нашего полушария. Вопрос о том, какую часть вооружений послать за границу, а какую оставить дома, мы должны решать исходя из общих военных потребностей» ^[63]. Это значило, что американские заводы производят боеприпасы. Британцы покупают некоторые из них; американское государство покупает остальное, при этом правительство США должно разместить все контракты на боеприпасы.

Президент подчеркнул, что они будут полезнее для обороны США, если использовать их в Великобритании, а не хранить на американских складах. «Соединенные Штаты должны стать военным арсеналом для всей мировой демократии. Для нас это неотложная и важная задача. Мы должны взяться за дело так же решительно и активно, с таким же патриотизмом и самопожертвованием, как если бы сами были в состоянии войны… Оборона США, а не доллары, должна впредь определять, где должно размещаться американское оружие» ^[64]. На ланче с министром финансов Моргентау Рузвельт сказал, что главное сейчас – увеличить в Соединенных Штатах производство оружия. Он просил передать англичанам, что Америка даст пушки и корабли, в которых они нуждаются.

Можно заключить, что окончательный выбор Рузвельта в пользу сотрудничества на основе ленд-лиза был сделан в середине декабря 1940 г. Он был уверен, что у подавляющего большинства американцев нет абсолютно никаких сомнений в том, что наилучшей непосредственной обороной Соединенных Штатов являются успехи Британии в деле ее самообороны ^[65].

Чтобы объяснить, как лучше достичь этой цели, Рузвельт употребил вошедшее в историю понятное любому простому американцу бытовое сравнение с соседом: «Представьте себе, что загорелся дом моего соседа, а у меня на расстоянии 400–500 футов от него есть садовый шланг. Если он сможет взять мой шланг и присоединить к своему насосу, то я смогу помочь ему потушить пожар. Что же я делаю? Я не говорю ему перед этой операцией: “Сосед, этот шланг стоил мне 15 долларов и тебе нужно заплатить за него 15 долларов.” Конечно, нет! Мне не нужны 15 долларов, мне нужно, чтобы он возвратил мой шланг после того, как справится с пожаром. Шланг может быть востребован только после тушения пожара» ^[66]. Несомненно, под горящим домом президент подразумевал Европу. Пожарным шлангом в данном сравнении была американская помощь по ленд-лизу. Правда, как комментировал Роберт Шервуд – знаменитый журналист и в то время спичрайтер (составитель речей), лишь очень немногие предполагали, что США когда-либо получит обратно свой «садовый шланг» ^[67].

Столь доходчивое объяснение сыграло свою роль в признании закона населением страны. Проведенный в феврале 1941 г. опрос общественного мнения выявил, что свыше 2/3 опрошенных американцев высказались в поддержку билля о ленд-лизе ^[68].

Впоследствии Шервуд заметил, что сравнение с домом соседа помогло Рузвельту выиграть борьбу за закон о ленд-лизе. Ни идея займа, ни передача военной помощи в дар не имели никаких шансов на успех, однако Рузвельт упомянул о них, чтобы показать, что он фактически занимает умеренную, среднюю позицию. Предстояли два месяца самых ожесточенных дебатов в Конгрессе, какие когда-либо знала история Америки, но американский народ в целом поверил в то, что нет ничего слишком радикального или слишком опасного в предложении президента одолжить свой «садовый шланг» англичанам, столь героически сопротивлявшимся немцам.

После Рождества, 29 декабря 1940 г. Рузвельт выступил по радио в «беседе у камина» и произнес знаменитую фразу: «Мы должны быть великим арсеналом демократии». Позднее Сэмюэл Розенман ^[69] отмечал, что президент впервые изложил долгосрочный план действий для Соединенных Штатов. Раньше помощь предоставлялась от случая к случаю, в силу каких-то чрезвычайных обстоятельств. Но сейчас это был уже не тот президент, чей срок пребывания у власти близился к концу, как в июне 1940 г., когда капитулировала Франция. Раз его снова избрали на четыре года, он мог снова заняться долгосрочным планированием ^[70].

Рузвельт готовился выступить с посланием к Конгрессу. То, что Конгресс его поддержит, у Рузвельта сомнений не вызывало. Ради этого он провел большую и плодотворную подготовительную работу. 6 января 1941 г. президент выступил с ежегодным посланием, в котором сформулировал «четыре свободы»: «свобода слова и самовыражения», «свобода каждого исповедовать свою веру в Бога своим путем, повсюду во всем мире», «свобода от нужды» и «свобода от страха» ^[71]. В своем послании Рузвельт подчеркнул: «Я считаю необходимым сообщить, что будущее и безопасность нашей страны зависят от действий за пределами наших границ». Затем он сделал запрос Конгрессу относительно тех компаний, которым надо произвести дополнительные объемы вооружения, чтобы обеспечить всем необходимым страны, которые уже вступили в борьбу с нацистами» ^[72].

Когда Моргентау вручил президенту законопроект, он изучал его медленно и тщательно. После прочтения Рузвельт заявил, что этот документ предусматривает помощь, которую американцы решили давать прямо и по возможности всем воюющим с Германией и ее сателлитами. На последней стадии разработка законопроекта велась по решению президента непосредственно Стимсоном, Ноксом, Нудсеном и Моргентау.