Боевая рыбка. Воспоминания американского подводника - Джордж Грайдер Страница 11

Шел конец сентября 1942 года. Гуадалканал стал кровавым символом всех наших надежд на то, что захватнические амбиции японцев могут быть пресечены и они даже могут быть отброшены назад. В прошлую весну мы удерживались на плаву благодаря доставшимся дорогой ценой победам в Коралловом море и у острова Мидуэй. Обе они имели огромное стратегическое значение, но операция на острове Гуадалканал — это было нечто иное. Впервые с начала войны готовилось там контрнаступление. Морские пехотинцы высадились 7 августа, сражения на суше, на море и в воздухе продолжались с неослабевающей ожесточенностью.

И именно из-за Гуадалканала нам пришлось блуждать на морских коммуникациях противника близ островов Трук, за многие мили от главных событий конфликта. Потому что из своего бастиона на островах Трук японцы доставляли провиант и военную технику на место сражения у Соломоновых островов, и каждая тонна потопленных нами грузовых судов была ударом по завоеванию Гуадалканала. Как участники этого сражения, мы стремились находить и топить новые цели врага.

Но вместо этого чуть было сами себя не потопили одной из своих собственных торпед.

Даже в боевых патрулированиях требовалось выполнить проверку торпед, находящихся в торпедных аппаратах, чтобы быть уверенным, что они всегда в состоянии готовности. На вторую ночь после нашей атаки что-то разладилось в одной из торпед.

Торпеда выбрасывается из торпедного аппарата давлением воздуха. У каждого конца аппарата – массивная крышка; чтобы выстрелить торпедой, вы открываете крышку с внешней стороны борта, нагнетаете воздух в баллон для создания высокого воздушного давления и затем выбрасываете торпеду из аппарата. Во время проверок торпеды следует иная процедура, известная как стрельба воздухом. Поскольку вы просто проверяете оборудование, оставляете наружную крышку закрытой, открываете внутреннюю крышку, отключаете сложную систему защитных взаимосвязанных устройств и стреляете из аппарата. Торпеда остается на месте, а воздушный столб врывается назад в лодку.

Так должно было произойти, когда Роджер Пейн проводил ночью тренировку очередной торпедной команды, но этого не произошло. Торпедист второго класса Майерс случайно изменил процесс. У него внутренняя крышка аппарата номер 4 была открыта и готова для проверочного выстрела, когда он совершил ошибку – поднял вертушку ограничителя на шестом, а не на четвертом аппарате и толкнул рычаг управления стрельбой.

Шестой аппарат был одним из приготовленных к пуску торпеды по поверхности, аппаратом, готовым к моментальному использованию. Крышки торпедного аппарата были закрыты (внутренние и наружные).

Это произошло, когда бедный Роджер шел из кормового в носовой торпедный отсек. Как раз когда он входил в носовой отсек, произошел сильный удар, будто лодка ударилась о бревно, а Майерс поспешил Роджеру навстречу.

– Я думаю, что только что произвел выстрел торпедой в аппарате шесть, – сказал он.

Роджер, как он нам потом рассказывал, был в шоке. Он выбежал вперед и отдраил внутренний клапан на шестом аппарате, впуская немного воздуха, а затем воды. Через смотровое стекло внутренней крышки было видно, что аппарат заполнен водой. Было ясно, что торпеда все еще находилась в аппарате.

В то время как все это происходило в носовом торпедном отсеке, Хэнк Хендерсон и я стояли на палубе в качестве вахтенных офицеров, ничего не подозревая. «Уаху» лежала в дрейфе на освещенной лунным светом воде. Приглушенный стук ее дизелей, подзаряжавших аккумуляторы батареи, лишь подчеркивал мирную тишину, окружавшую нас. Я почувствовал странный глухой звук под ногами и, будучи этим озадачен, направился на корму и спросил Хэнка, чей пост находился всего в десяти футах от моего, не заметил ли он этого звука. Мы поговорили об этом одну-две минуты с полным равнодушием, я повернулся и пошел на нос.

А там в воде прямо у носа виднелись два странных силуэта. Они двигались, покачиваясь на волнах, как причудливые морские животные. Я вызвал командира на мостик.

Командир быстро поднялся по трапу и стал пристально глядеть вперед. Было заметно, что он испытывает огромное напряжение, но не выказывал удивления по поводу таинственных силуэтов. Для меня это было уже слишком.

– Командир, – рискнул я спросить, – те два силуэта в воде… Думаю, что это тюлени.

– Нет, – отрывисто проговорил он, – это не тюлени. Это Пейн и Смит.

В те несколько секунд, пока я был на корме, Роджер обратился к командиру, получил разрешение вылезти за борт и посмотреть, что произошло. Он прихватил с собой в помощь рулевого Дональда Смита. Они прошли по борту вперед на нос и бросились в воду, в то время как я разговаривал с Хэнком.

Быстрота, с которой действовал Роджер, была вызвана тем, что он знал о капризном характере торпед в целом, и его почти полной уверенностью в том, что эта торпеда частично вылезла наружу из аппарата номер 6. Иногда у торпеды, когда ее выстреливают, бывает повреждено хвостовое оперение руля. Если это происходит, она может повернуть назад и нанести удар по своему же кораблю. Чтобы свести к минимуму возможность такой катастрофы, у каждой торпеды внизу ее боеголовки есть вертушка для приведения торпеды из рабочего состояния в боевое. Пока она не отсчитает четыреста ярдов хода, торпеда не взорвется. Но после этого соприкосновение со стальным корпусом или даже просто его близость приведет к взрыву. Если усилием торпеды внешняя крышка откроется, Роджер знал, боеголовка будет высовываться из аппарата наружу в море, чтобы дать судьбоносной маленькой вертушке повернуться, когда мы двигаемся впереди. И взрыватель будет приведен в боевое положение. Если взрыватель не приведен в боевое положение, то сможет ли торпеда пройти через погнутую внешнюю крышку или будет отброшена обратно в аппарат?

Ответы на эти вопросы искал Роджер, пока они со Смитом ныряли и осматривали наружную крышку торпедного аппарата в черной воде. И ответы на эти вопросы, похоже, были плохими.

Крышка открылась на несколько дюймов под сильным нажимом боеголовки торпеды. Не было надежды на то, что торпеда войдет внутрь или выйдет наружу. Она застряла и останется там до тех пор, пока мы не вернемся в Пёрл-Харбор или пока она не выстрелит. Что до фактора безопасности, Роджер вывернул взрыватель.

Надежда на то, что торпеда будет оставаться застрявшей в трубе, не причиняя вреда, была лучшим из того, что он мог доложить командиру. Он и Смит наконец вылезли из воды, мы все в нервном напряжении стояли на мостике, обсуждая эту ситуацию, и наконец капитан приказал двигаться вперед малым ходом. Первые четыреста ярдов мы шли, затаив дыхание, в ожидании взрыва, который так и не произошел. В конце концов, когда ждать надоело, все, кто не был на вахте, решили спуститься вниз.

Мы тогда еще не знали, что жизнь с торпедой, застрявшей в шестом аппарате, только начиналась. Мы не могли вытащить ее из аппарата и не могли задвинуть ее на место в лодку. Мы даже открыли внутреннюю крышку, применили блок и зацепили торпеду, попытавшись втащить ее внутрь, но она не пошевелилась.

Поначалу напряжение было невыносимым. Мы ели, спали и грезили с ощущением постоянной опасности того, что торпеда будет приведена в боевое состояние. В тихие ночи мы небольшими группами ходили к носовому торпедному отсеку и собирались вокруг неисправного аппарата. Кто-то прикладывал ухо к бронзовому стволу и докладывал: «Она жужжит!» Остальные нервно фыркали: «Черта с два! Это храпит торпедист». Были придуманы магические обряды, которые исполнялись, чтобы задобрить богов торпедного аппарата.