1956. Венгрия глазами очевидца - Владимир Байков Страница 11

И вот с июня 1950 года я снова в Москве. Меня зачислили референтом по Венгрии одного из отделов ЦК ВКП(б) ^[38]. Мне с гордостью сообщили: никто меня не может теперь уволить самовольно — только по решению секретариата ЦК партии.

В аппарате ЦК работали различные по своим правам и обязанностям люди. Одни — высший ранг — только командовали и подписывали бумаги, подготовленные партаппаратчиками более низкого ранга. Последние, в свою очередь, только исполняли команды или передавали их по назначению и контролировали выполнение поручений. Я принадлежал ко второй категории. У меня не было никого в подчинении, да и в своей жизни я не привык к командованию, все знания приобретал сам, все, что накопил, — при мне. Здесь, в аппарате ЦК, надо было читать все венгерские газеты, журналы, книги, набираясь мадьярскому уму-разуму, анализировать и реферировать, «выдавая на-гора» записки-объяснения, что-то вроде современных дайджестов. В мои обязанности входило также готовить ответы на просьбы, присылаемые нам от ЦК Венгерской партии трудящихся, следить за тем, чтобы эти просьбы выполнялись организациями, которым секретариат ЦК передавал их для реализации. Кроме того, мне поручалось составлять планы пребывания в СССР венгерских партийных делегаций, сопровождать их на официальных приемах в Москве и в поездках по Советскому Союзу. Приходилось мне принимать и сопровождать членов ЦК ВПТ, приезжавших по обмену на отдых и лечение в элитные санатории Управления делами ЦК. Обычно они прибывали по пятницам, а уезжали через месяц, по воскресеньям, чтобы увеличить свое пребывание в СССР.

Работы опять было по горло, первое свободное воскресенье я получил только через много месяцев — глубокой дождливой осенью, когда уже никому из привилегированных гостей не хотелось приезжать на отдых в СССР.

Распорядок работы в аппарате ЦК был сугубо сталинским, то есть подстроенным под привычки вождя: приходили в 11 часов (Сталин — в 2–3 пополудни), а уходили глубокой ночью. Сталин страдал бессонницей, из-за чего путал день с ночью. Когда он уезжал, вниз по партийно-государственной цепочке сообщалось, что «хозяин убыл». В 3–4 часа утра со Старой и других площадей и улиц Москвы, где располагались партийно-государственные учреждения, разъезжались сотни автомашин, развозя партийных боссов и чиновников меньшего ранга по домам. Правда, после смерти Сталина в 1953 году этот несуразный режим сам собой отменился, и в ЦК стали работать, как все остальные чиновники Москвы.

Первое дело, на которое я был вызван из Будапешта в ЦК, — писать речь для Климента Ворошилова, тогдашнего заместителя председателя Совета Министров СССР. Он должен был произнести ее 4 апреля 1950 года, в день пятилетнего юбилея освобождения Венгрии. Я отложил все текущие дела и обязанности и занялся приятным для меня делом — изучал русско-венгерские отношения чуть ли не от Петра I и до наших дней в поисках фактов, положительно свидетельствующих о добрососедских связях русского и венгерского государств. Я допоздна засиживался то в Государственном архиве, то в Историческом музее, то в библиотеке имени Ленина, читал книги, журналы, различные манускрипты, мемуары и другие материалы ^[39].

Естественно, я наметил включить в речь Ворошилова только положительные факты (кто же по праздникам вспоминает о соседях плохо!), и поэтому материалы о подавлении революции 1848–1849 годов, различных войнах в противоборствующих коалициях оседали у меня только в личных блокнотах, не для официального текста. Зато сколько я нашел интересного и доброго в отношениях между нашими народами! Оказывается, издавна развивалась торговля — все, чем были богаты обе стороны, все пускалось в обмен. Запомнился мне в связи с этим любопытный оригинал прошения «к Царю-батюшке Петру I майора в отставке Ивана Кудеярова, главного поставщика токайских вин Двора Его Императорского Величества». В документе содержалась просьба «о высочайшем позволении выдать свою дочь за иноземца — мадьяра, не дворянина, но сына боевого офицера П. Ракоци — весьма расположенного к России». И рукой Петра I была наложена резолюция: «Разрешаю» ^[40].

Вот, подумал я, нам бы чтить деяния предков, да торговать пушным и другим нужным товаром в обмен на фрукты и вино (что, правда, частично делалось, однако явно недостаточно), а не обмениваться в основном оружием и теми материалами, которые необходимы для военно-промышленных комплексов обеих стран.