Дипломатия России. Опыт Первой мировой войны - Станислав Чернявский Страница 11

Это пропагандистское «Зазеркалье» политической «кухни», производившей медийные продукты вражды, подробно рассматривается в работе Т. Филипповой и П. Баратова «Враги России. Образы и риторика вражды в русской журнальной сатире Первой мировой войны». Авторы анализируют на примере конкретных прецедентов фобий военного времени в сатирической печати, этом зеркале общественных настроений, процесс формирования, трансформации и размывания сатирических образов врага и риторик вражды в русской журнальной сатире эпохи Первой мировой войны, формировавших и отражавших представления значительной части российского общества⁴⁹.

В присутствии Николая II 3 августа 1914 г. в Зимнем дворце совершили торжественное богослужение и зачитали Манифест об объявлении военных действий между Россией и Германией.

Вот как описывала эту патриотическую церемонию французская газета «Ле Пети паризьен» в 1915 г., в первую годовщину события:

«Воскресным утром 2 августа по Петербургу молнией промчалась новость о том, что ночью Германия объявила России войну. На понедельник была намечена церемония в Николаевском зале Зимнего дворца. На нее пригласили всех гарнизонных офицеров, а после церемонии император должен был появиться на балконе, выходящем на Дворцовую площадь.

Николаевский зал огромен; с одной стороны из его двухуровневых окон открывается вид на Неву, с другой – на внутренний сад. Через весь зал, вдоль стороны, выходящей в сад, тянется вереница колонн. С обеих сторон зала находятся массивные двери, ведущие в императорские покои. Весь зал в белых цветах. Шесть огромных хрустальных люстр, каждая из которых имеет три яруса, по вечерам освещают его тысячей электрических ламп. В зале не было абсолютно никакой мебели, за одним исключением: в этот понедельник, 3 августа, в центре помещения разместили небольшой алтарь, на который водрузили самую почитаемую в России святыню – Казанскую икону Божией Матери.

Толпа заполнила зал. Там было четыре-пять тысяч офицеров в полевой форме: все они набились в помещение, оставив в центре немного свободного пространства для высоких чинов, священников и императорского кортежа, который ожидался с минуты на минуту. Перед алтарем находился митрополит в сопровождении священников, одетых в зелено-золотистые ризы и со сверкающими тиарами на головах; позади алтаря расположился императорский церковный хор в бордовой одежде, расшитой золотом. За певчими хора, в несколько рядов, стояли управители Российской империи. У каждого из них на груди были награды – сплошь золото и бриллианты; и поскольку все они стояли, а разглядеть можно было только верхние части их туловищ, бледные лица государевых мужей казались усыпанными золотыми слитками с россыпью драгоценных камней.

Состоялась короткая служба: император и члены императорской фамилии поцеловали чудотворную икону. Затем митрополит зачитал длинное объявление войны врагу, посмевшему обнажить оружие против Святой Руси. И тут пять тысяч офицеров и все присутствующие опустились на колени. Император благословил их.

Получив благословение, офицеры поднялись и обнажили шпаги. Был слышен звук клинков, вынимаемых из ножен. Пять тысяч стальных шпаг, поднятые к небу, засверкали, и, по специальному сигналу, склонились перед императором. Тут же раздалось мощное ура, наполнившее зал таким грохотом, что казалось, будто его своды вот-вот обрушатся всем на головы. Массивные хрустальные люстры задрожали. Овации не прекращались»⁵⁰.

Весьма примечательно описание первых военных дней такими «маститыми» дипломатами, как посол Великобритании в России Джордж Бьюкенен. Вот что он пишет: «В течение этих чудесных первых дней августа Россия казалась совершенно преображенной. Германский посланник предсказывал, что объявление войны вызовет революцию. Он даже не послушался приятеля, советовавшего ему накануне отъезда отослать свою художественную коллекцию в Эрмитаж, так как он предсказывал, что Эрмитаж будет разграблен в первую очередь. К несчастью, единственным насильственным действием толпы во всей России было полное разграбление германского посольства 4-го августа. Вместо того чтобы вызвать революцию, война теснее связала государя и народ. Рабочие объявили о прекращении забастовок, а различные политические партии оставили в стороне свои разногласия. В чрезвычайной сессии Думы, специально созванной царем, лидеры различных партий наперебой заявляли правительству о своей поддержке, в которой отказывали ему несколько недель тому назад. Военные кредиты были приняты единогласно, и даже социалисты, воздержавшиеся от голосования, предлагали рабочим защищать свое отечество от неприятеля»⁵¹.

Как всегда, первый удар войны приняли на себя дипломаты воюющих государств. В отличие от германского и австро-венгерского, российскому МИДу удалось организовать цивилизованный отъезд иностранных дипломатов и членов их семей в Берлин через Швецию. Разгром германского посольства в Петербурге и нападения на немецкие магазины и предприятия начались несколько позже.

В своих воспоминаниях о первых днях войны Д.С. Сазонов с гордостью пишет, что «отъезд германских дипломатов из России состоялся благодаря заботливости и предупредительности русских властей в полном порядке и благочинии. В этом отношении он выгодно отличался от отбытия из Берлина нашего дипломатического представительства и некоторых членов русской колонии, покинувших Германию вместе с С.Н. Свербеевым и подвергшихся оскорблениям уличной толпы»⁵².

К сожалению, министр несколько приукрасил ситуацию с отъездом германских дипломатов – на самом деле через три дня посольство Германии в Петрограде сожгли, а охранявшего здание привратника убили.

Действительно, выезд российских дипломатов из Берлина и Вены проходил в условиях, приближенных к боевым.

Конец июня в Германии выдался жарким не только в смысле погоды. Берлинские газеты пестрели сообщениями о неминуемой победе над окружающими ее врагами. Любой информационный повод использовался для демонстрации военной мощи – торжественный спуск подводной лодки, новое орудие от Круппа или очередные военные маневры с участием кайзера. Обстановка нагнеталась как в Берлине, так и в Вене.

В обеих столицах чуть ли не ежедневно собирались многотысячные демонстрации с патриотическими лозунгами, на которых представители всех политических партий оттачивали свое пропагандистское мастерство.

Алексей Алексеевич Брусилов в июле 1914 г. находился с супругой на одном из германских курортов. В день перед отъездом супруги присутствовали на местном празднестве дней «Великой Германии», поразившем их своим антироссийским настроем.

«В тот памятный вечер, – пишет А.А. Брусилов, – весь парк и окрестные горы были великолепно убраны флагами, гирляндами, транспарантами, музыка гремела со всех сторон. Центральная же площадь, окруженная цветниками, была застроена прекрасными декорациями, изображавшими московский Кремль, церкви, стены и башни его. На первом плане возвышался Василий Блаженный. Нас это очень удивило и заинтересовало. Но когда начался грандиозный фейерверк с пальбой и ракетами под звуки нескольких оркестров, игравших «Боже, царя храни» и «Коль славен», мы окончательно поразились. Вскоре масса искр и огней с треском, напоминавшим пушечную пальбу, посыпаясь со всех сторон на центральную площадь парка, подожгла все постройки и сооружения Кремля. Перед нами было зрелище настоящего громадного пожара. Дым, чад, грохот и шум рушившихся стен. Колокольни и кресты церквей накренялись и валились наземь. Все горело под торжественные звуки увертюры Чайковского «1812 год». Мы были поражены и молчали в недоумении. Но немецкая толпа аплодировала, кричала, вопила от восторга, и неистовству ее не было предела, когда музыка сразу при падении последней стены над пеплом наших дворцов и церквей под грохот фейерверка загремела немецкий национальный гимн»⁵³.