Песни китов - Владимир Шпаков Страница 11

– Привет. Тебя уже отпустили?

– Ушел на перерыв. А ты скоро заканчиваешь?

– Не скоро, – ответила озабоченно. – У нас хамелеон заболел.

– Хамелеон?!

Когда она сдернула материю, взгляду открылась травяная подстилка, на которой лежала странного вида серая ящерица. Она сохраняла неподвижность, огромные в сравнении с тщедушным тельцем глазницы были прикрыты, из-за чего складывалось ощущение, что рептилия приказала долго жить.

– Он живой вообще-то?

– Живой, но болеет. Я его на солнце сейчас греться носила: это же южная ящерица, ей тепло нужно…

Поставив клетку на подоконник, Лорка постучала по ней пальцем, но хамелеон не среагировал. А Женьке почему-то вспомнился рассказа Чехова. В принципе, можно было блеснуть – Лорка-то «Хамелеона» только в будущем году будет проходить, он же осваивал школьную программу с упреждением. Только форс был вроде не к месту, ее явно другое заботило…

– А чего он серый? – спросил Женька. – Хамелеон должен цвет менять.

– Это здоровый хамелеон цвет меняет. А больному не до того.

Эврика! Он расскажет о своей способности представлять разные цвета, когда видел буквы или цифры! Например, буква «Л» была желтой, а цифра «2» вызывала стойкую ассоциацию с лиловым цветом. Когда математичка или физик Гром влепляли Женьке двойку, перед глазами плыло лиловое марево, даже стены в классе обретали сиреневый оттенок. Если верить «БСЭ», такая способность именовалась «синестезия». И было очень жаль, что учителям она до лампочки, им главное – учеников мучить, уж это Женька знал, как никто…

– Надо же… – качнула головой Лорка. – А буква «Ж» какого цвета?

– «Ж» – зеленого. Точнее, темно-зеленого.

– А буква «С»?

– А-а… При чем тут «С»?

– Просто спросила.

– Нет, при чем тут «С»?! – загорячился он.

– При том. Хвастаться вы любите – что ты, что Сева… Он недавно про черного охранника со свалки рассказывал, ну, вроде тот мертвец, но все равно ловит ребят. Так вот Севка хвастал, что нисколько его не боится. А чего тут бояться? Это ведь выдумки, не может мертвый живых ловить. Живое – это живое, а мертвое – это мертвое. – Она взглянула на клетку с хамелеоном. – Гляди, глаз открыл! Видишь? Он еще поправится!

– Куда он денется… – пробормотал Женька.

Полудохлая ящерица мало интересовала, а вот черный мухобой… О нем трепали языком те, кто любил ковыряться в заводских отходах. Мол, ближе к ночи тот выходит через заводские ворота (запертые на замок!) и бродит по свалке, выискивая припозднившихся искателей сокровищ. И если солнце зашло, хватает ротозея и утаскивает с собой. Сказка? Это с какой стороны посмотреть. Выдуманная кем-то история постоянно обрастала подробностями, тех, кто видел черного охранника, становилось все больше; был даже случай, когда исчез отправившийся на свалку подросток. Получалось, что выдумка оживала, история превращалась в реальность, и оставалось только сожалеть, что выдумал это не Женька.

Договорить не дал трудовик, заглянувший в живой уголок.

– Вот он где! – воскликнул. – Смотрю, ведро стоит, а маляра след простыл! Давай-ка отправляйся работать!

После окончания выпускных экзаменов матери потребовалось съездить в Каменск-Уральский, Женьку же отправляли в лагерь.

– Не хочу в лагерь! – заныл Женька, только мать была непреклонна.

Иногда она уезжала в этот самый Каменск-Уральский, к какой-то родне, сына с собой не брала, и тому приходилось отбывать смену в пионерском лагере.

Всучивание запретной книжки произошло незадолго до автобуса. Книга была изъята с верхней полки несколько дней назад, и, поскольку изъятия не заметили, можно было смело отдавать Мопассана на прочтение. Понятно, Женька подстраховался: впихнул книгу в кожаную суперобложку, надежно скрывавшую имя автора и название.

– Что за книжка? – поинтересовалась Лорка, когда встретились возле грибка.

– Да так… Если хочешь, могу дать почитать.

Женька замер: вдруг откажется? Но Лорка молча взяла книгу и сунула в сумку (она шла из магазина).

– Значит, через месяц вернешься?

– Через месяц… – вздохнул Женька.

Она могла сказать: а давай я к тебе приеду! Ты сбежишь после обеда, мы пойдем на пруд, будем купаться до самого вечера и говорить, говорить…

Но Лорка этого не сказала.

Спустя два часа он уже стоял в строю на стадионе лагеря «Костер». Шло распределение по отрядам, и Женьку по какому-то недоразумению отправили в третий, где все были на год (а то и на два) младше. Отойдя с чемоданом вместе с отобранной группой, Женька озирал строй, флагшток, суетящихся вожатых, представлял дурацкие выкрики на линейке: «Наш отряд… Наш девиз…» – и все больше погружался в тоску. Отчасти успокаивало то, что в лагере имелась неплохая библиотека. Он уже прикидывал: можно сымитировать болезнь, попасть в изолятор и, обложившись книжками, провести там полсмены. Тогда линейки, пение у костра и прочая пионерская фигня будут побоку.

В первый же день их заставили убирать территорию. Лагерь был выстроен в сосновом лесу, сверху постоянно сыпались шишки, значит, очищай территорию, пионер! Женька лениво наклонялся и бросал шишки в корзину, прибавляя темп, лишь когда появлялся вожатый Вазген Микаэлович, чернявый и шустрый.

– Как дела, Еугений? – хлопал тот по плечу. – Нормално? Смотри, ты тут старший!

После этого вожатый исчезал, а Женька, хочешь не хочешь, должен был играть роль «старшего». Оттащив две собранные корзины шишек к помойке, он посчитал роль исполненной. Библиотека еще не работала, и он, прихватив бинокль, уединился на лесной проходной. Главная проходная была открыта, там постоянно торчали дежурные, лесной же пост был на замке, и будка без стекол пустовала, представляя собой идеальный наблюдательный пункт.

На стадионе гоняли мяч ребята постарше, похоже, из первого отряда. Среди играющих выделялся один – длинный, с блондинистыми волосами, он умело обводил соперников и то и дело посылал мяч в ворота. Посмотрев игру, Женька перевел бинокль на изолятор, куда так желал попасть. Желтое строение с красным крестом на стене стояло на отшибе, с задернутыми занавесками и запертой дверью. «Ничего, – думал Женька, – еще не вечер. Будут и отравившиеся, и простудные, и повредившие суставы на футболе, так что отопрете двери как миленькие…» Третьим объектом наблюдения оказалась столовая, благо дело двигалось к ужину, и под ложечкой уже сосало. Отсюда просматривалась ее тыльная часть: там стояли тележки, фляги для молока и большие алюминиевые котлы.

Неожиданно возле черного дверного проема возникла фигура вожатого. Скрывшись в проеме, Вазген Микаэлович вскоре появился со стаканом компота и с рыжей раздатчицей (в обед именно она расставляла по столам кастрюли с гороховым супом). Попивая компот, вожатый что-то ей говорил, она же хихикала, прикрывая рот ладонью. А Женька почему-то подумал, что с таким начальником отряда хорошей жизни не жди…