Воспоминания о службе - Борис Шапошников Страница 11

С большим удовольствием мы сбивали сливочное масло и вообще помогали матери. Она не признавала консервов. Различные соления, копчения заготовляла всегда сама.

Иногда отец брал меня на башкирский праздник «сабантуй». Туда его приглашали крестьяне окрестных деревень. Меня восхищали борьба, скачки и танцы. Праздник завершался угощением башкирскими кушаньями. В блюдах преобладала конина. Иногда победителю в том или ином состязании в виде приза преподносили хороший мосол конины. Победитель тут же с аппетитом съедал его.

В скачках на дистанции 20–50 километров участвовали кони из различных деревень. Каждая деревня помогала состязавшимся: односельчане подскакивали, стараясь на ходу подтолкнуть уже уставшего коня, с гиком появлялись у финишного столба.

Жизнь среди башкир позволила мне немного усвоить их язык. Когда я вырос и нес воинскую службу в Туркестане, чувствовал, что знание башкирского языка приносило мне немалую пользу.

Годы шли. Я продолжал начальное образование в Златоусте. В 1890 году меня, восьмилетнего мальчика, воспитанного в некотором смысле в либеральном духе, поразил возникший в Златоусте бунт ссыльных. Дело в том, что в конце 1889 года в Златоуст прислали несколько сот рабочих, бастовавших на каком-то заводе в центре России. Для них отвели бараки. На питание ссыльному выдавалось 10 копеек в день. Прожить на эту сумму было трудно. На работу ссыльных не брали, воровать они не могли.

Однажды в первый день Рождества дома оставались только бабушка и я. Слышим звонок! Я подбежал, чтобы открыть дверь, думал, что явился кто-нибудь визитеров, но это пришли рабочие. Они поздравили нас с праздником. Бабушка поблагодарила их, дала им денег и полное блюдо пирожков. Рабочие-ссыльные были очень довольны.

Помню, как-то зимой 1890 года группу ссыльных вызвали в местное полицейское управление. Оно помещалось на нашей улице. Какой разговор был у рабочих с исправником, я не знаю, но только управление было разгромлено, исправник убежал через двор, вскочил на извозчика и поскакал по нашей улице в центр города. За ним с поленьями бежали ссыльные. Из окна я наблюдал эту картину. Вскоре толпа рабочих бросилась назад, а за ней с шашками наголо гнались полицейские, по улице шла местная колонна солдат. Стрельбы не было, но, как рассказывали потом, многих рабочих избили прикладами и ранили штыками. К наступлению темноты всех этих рабочих посадили в тюрьму и вскоре увезли из Златоуста…

Десяток лет спустя на главной площади Златоуста по приказанию уфимского губернатора полиция расстреляла многих рабочих.

По-разному переживали эти события в городе. В нашем доме симпатии были на стороне ссыльных рабочих, а действия полиции сильно порицались.

…В семье бабушки произошла большая перемена: женился старший мой дядя. Прожив полгода с молодыми, бабушка с теткой переехали в Курган к Владимиру Кузьмичу и жили с ним. Бабушка была очень религиозной. Мне подходило время поступать в среднее учебное заведение. Сам я не слышал от отца о намерении отдать меня учиться в духовное училище, но тетка и дядя говорили мне об этом. Однако судьба была решена в другом направлении. С помощью тетки я продолжал усиленно готовиться к поступлению в Красноуфимское промышленное училище.

Летом 1893 года я жил с теткой на станции Смолино, на Смолинском соленом озере, в 10 километрах от Челябинска. В конце июля вместе с теткой я выехал в Златоуст, а затем на Петропавловский завод, чтобы оттуда поехать с матерью в Красноуфимск.

Кончилось беззаботное детство. Начиналась серьезная учеба.