Пещеры тысячи будд - Ясуси Иноуэ Страница 11

На заре Синдэ тайком улизнул из храма, где спали его товарищи, и наведался в хижину – принес для своей подопечной немного еды и воды. Заглянув внутрь, он не увидел девушки и решил, что она убежала, но оказалось, царевна послушалась его совета и спряталась в погребе. Отдав ей узелок с завтраком и флягу из тыквы, он тотчас ушел.

В тот день подразделение регулярной армии тангутов под командованием самого Ли Юань-хао торжественно вступило в Ганьчжоу. Все ожидали, что это будет войско наемников из покоренных племен, ночевавшее за крепостной стеной, но город наводнили уроженцы Западного Ся, внешне очень отличавшиеся от ханьцев. Синдэ понял, что битва, в которой участвовала ханьская конница, была лишь частью крупной военной операции. У истоков Черной реки, что текла с севера на юг по западной оконечности провинции Ганьчжоу, и на берегах Даньшани, мимо которой проскакала конница Чжу Ванли, направляясь к городу, кипели бои между основными силами; из них тангутская армия вышла победительницей. Говорили, что уйгуры потерпели поражение на всех фронтах и бежали на запад, как будто заранее условившись об отступлении и месте сбора. На третий день тангутской оккупации Ганьчжоу сначала уйгурские ремесленники, а потом и другие местные жители стали потихоньку возвращаться в город. Их неожиданное появление удивило захватчиков: выходило, что все это время мирное население скрывалось где-то поблизости. Впрочем, ломать над этой загадкой голову никто не стал. Разумеется, вернулась лишь малая часть горожан, тем не менее гарнизон вновь сделался похожим на оживленное гражданское поселение: открылись торговые лавки, на главной площади развернулся овощной базар. Но пока в Ганьчжоу не вернулась ни одна женщина, и по этой причине Синдэ по-прежнему вынужден был прятать уйгурскую царевну в хижине. Каждый день он носил своей подопечной еду. Однажды, на вечер пятого, не нашел ее ни в хижине, ни в погребе и решил, что на сей раз девушка действительно сбежала. Однако вскоре она неожиданно появилась из сада. Когда Синдэ упрекнул ее за столь необдуманный поступок, царевна заверила его, что беспокоиться не о чем: она выходила каждую ночь, чтобы умыться и выпить воды, и ничего страшного не случилось. Девушка стояла у входа в хижину. Синдэ отчетливо видел ее в лунном свете – на ее лице уже не было усталости и страха.

– Почему ты носишь мне еду? – спросила она своим ясным голоском.

– Потому что хочу спасти вашу жизнь.

– Зачем?

Синдэ не знал, что ответить. С той минуты, как он нашел царевну на сторожевой башне, им владело убеждение, что такова воля судьбы: именно ему суждено заботиться о ней. Синдэ молчал, и девушка капризно надула губки:

– Ты говоришь, что хочешь спасти меня, но я не желаю оставаться тут вечно. Сколько еще мне придется прятаться в этой ужасной хижине?

Синдэ понял, что она своенравна, но не рассердился, а попытался успокоить ее:

– С каждым днем в городе все больше уйгуров, ваше высочество. Женщин пока нет, но и они скоро вернутся. Когда это произойдет, вы сможете отсюда уйти.

– В моих жилах течет царская кровь. Если меня поймают, то, наверное, убьют.

– Вы можете скрыть свое происхождение. А когда появится возможность, сбежите из города и пойдете на запад к своим соплеменникам. – Син-дэ и сам чувствовал, что в его голосе не хватает уверенности. Он не мог представить, как эта изнеженная особа найдет дорогу к своему народу.

В тот день Синдэ впервые долго беседовал с царевной, и это оказалось для него тяжелым испытанием. Невозможно было сказать, что его смущало больше: утонченная красота или царственная повадка девушки, но он все время опускал очи долу, не смея взглянуть ей в глаза. Лицо с тонкими чертами и хрупкая, изящная фигурка глубоко волновали молодого человека, задевали в душе тайные, до сих пор молчавшие струны.

На седьмой день после захвата Ганьчжоу Чжу Ванли призвал Синдэ к себе. Полководец расположился в доме, во дворе которого росли три раскидистых дерева ююба, и принял подчиненного, вальяжно сидя на грязном полу галереи.

– Ты говорил, солдат, что хочешь изучить письменность тангутов, поэтому я позволю тебе поехать в Синцин, – добродушно улыбнулся Чжу Ванли. – Это доказывает, что я человек слова. Как только выучишь язык, возвращайся. – Он сообщил, что на следующий день в Синцин отправляется ханьский отряд и что Синдэ должен идти с ним и подчиняться приказам сотника. – Кстати, скоро меня повысят в чине. Когда ты вернешься, я сделаю тебя начальником своего штаба.

В ту пору Чжу Ванли командовал пятью сотнями всадников, но уже знал, что не сегодня завтра в его распоряжении будет еще больше солдат, потому что официальные лица заметили его заслуги.

Синдэ был очень признателен полководцу, но его беспокоила судьба уйгурской царевны: что будет с ней, если завтра ему придется уехать? Когда он попросил об отсрочке на две недели, Чжу Ванли обиделся и сердито закричал:

– Ты едешь завтра! Это мой приказ! Спорить было бесполезно – пришлось подчиниться этому простоватому, бесстрашному военачальнику, который оказал ему столь высокую честь.

В ту ночь Синдэ сказал уйгурской царевне, что уезжает, и пообещал найти человека, который позаботится о ней. Перед отъездом он вознамерился рассказать о девушке Чжу Ванли и просить его помощи.

Царевна вышла из погреба и стояла у двери хижины, дрожа то ли от страха, то ли от ночной прохлады.

– Я не верю никому, кроме тебя, прошу, останься! – взмолилась она.

Когда Синдэ растолковал ей, что обязан выполнить приказ полководца, девушка внезапно упала на земляной пол и залилась слезами.

– Знаешь, почему я была одна на башне? – прошептала она, заламывая руки.

Синдэ уже несколько раз спрашивал ее об этом, но она не отвечала; теперь же, словно в благодарность ему, решила все объяснить.

– Я ждала там своего возлюбленного. Когда уйгуры покидали Ганьчжоу, я отправилась в путь со своей семьей, но вспомнила о его обещании вернуться сюда, если он останется жив. Поэтому я одна проскользнула в город и поднялась на башню… но там меня нашел ты. Думаю, мой жених погиб в бою, и его дух послал тебя ко мне. Другого объяснения я не вижу. И теперь ты говоришь, что собираешься меня покинуть?

Синдэ смотрел на дрожащие плечи царевны, которая рыдала, лежа на земляном полу. Камни на ее ожерельях холодно блестели в лунном свете. Он подошел к девушке и ласково попытался поднять ее на ноги. Она инстинктивно отстранилась и заглянула ему в глаза. До этого мгновения Синдэ не отдавал себе отчета в том, что чувствует к чужеземке, но, когда дуновение студеного ночного ветерка донесло до него ее запах, молодого человека внезапно охватило желание обладать этим прелестным созданием.

Вскоре девушка перестала сопротивляться и отдалась Синдэ. Когда все было кончено, его охватил стыд. Он понял, что его поступку нет оправдания, и на сердце у него стало тяжело от невыносимой печали. Когда он повернулся, чтобы уйти, девушка бросилась ему в ноги.

– Прости меня, – тихо проговорил Синдэ. – Я не ведал, что творю…