Тайна генерала Багратиона - Алла Бегунова Страница 11

Нет, не беспечной красавицей с нарумяненными щеками и золотыми перстнями на пальцах ныне представала перед путешественниками древняя и вечно молодая Вена. Скорее — дамой из благородного семейства, внезапно лишившейся высокого положения и больших доходов, но из последних сил пытающейся сохранить былое достоинство и внешний вид.

Правда, невзгоды, выпавшие на долю Австрии в противоборстве с новым завоевателем Европы, мало затронули фешенебельный район дворцов и особняков, принадлежавших аристократам, крупным государственным чиновникам и очень богатым коммерсантам. Эти из любой народной беды умели извлечь максимальную пользу для себя.

Двухэтажный дом, арендуемый княгиней Багратион, находился там, поблизости от одного из дунайских островов под названием Пратер. Излюбленное место для гуляний горожан, Пратер имел парк со столетними деревьями, фонтаны, бассейны, песчаные дорожки и каменные беседки, построенные в античном стиле. Наверное, война с ее огненным дыханием ощущалась здесь не сильнее, чем землетрясение на каком-нибудь чужом континенте вроде Африки или Австралии.

Поначалу Петр Иванович намеревался поселиться неподалеку от своей жены. Он твердо знал правила осады крепостей. В первую очередь надо окружить неприятельскую цитадель военным лагерем, установить в нем орудия для постоянного обстрела, приступить к рытью минных галерей, ведущих под землей к стенам крепости, потом заложить в них пороховые заряды и в час «икс» поджечь бикфордов шнур.

Однако по здравому размышлению генерал от инфантерии отказался от такового плана. Во-первых, постоялых дворов среди дворцов и особняков не имелось. Во-вторых, совершенно непонятно, чего ему ждать от встречи с любимой Екатериной Павловной. Из юной неопытной девушки она давно превратилась в великосветскую львицу. Ей уже двадцать восемь лет. Ее окружают в Вене блестящие кавалеры, точнее — так по-солдатски думал князь Петр — наглые и циничные ловеласы, жизнь которых посвящена только соблазнению чужих жен и бесконечному поиску удовольствий. Не зря же отставной ротмистр Дорер в разговоре особо упирал на связи и могущественные знакомства, сделанные ее сиятельством в придворном венском обществе.

Ах, как бы желал Петр Иванович, чтоб эти россказни оказались досужей выдумкой глупцов, болтовней завистников, всегда вьющихся, словно мухи, вокруг успешных, умных, красивых людей!..

Из списка, составленного для него Дорером, генерал выбрал небольшую гостиницу «Der Ahorn Blatt». Она располагалась в середине длинной торговой улицы Кольмаркт. По расчетам Багратиона, отсюда он мог доехать до Пратера примерно за полчаса.

В гостинице новых постояльцев приветствовали с несколько преувеличенной радостью. Она почти пустовала, и русский генерал, занявший сразу пять комнат для себя и своей свиты, пришелся кстати. Сам владелец гостиницы господин Вейсгаупт явился к Багратиону осведомиться, доволен ли важный гость апартаментами и расположением своих лошадей на конюшне, закажет ли он обед здесь — что, конечно, предпочтительнее для гостиницы — или хочет поехать в ресторан? Тогда Адам Вейсгаупт мог бы ему порекомендовать заведение своего старинного приятеля, где отлично готовят знаменитые венские шницеля.

В конце концов словоохотливый хозяин «Der Ahorn Blatt» уговорил Петра Ивановича никуда не ездить, а расположиться на отдых, столь необходимый после долгого пути. Через час австриец обещал подать в номер обед из трех блюд с десертом и бутылку мозельского вина десятилетней выдержки: только для него и из специального хозяйского погреба.

Мозельское господина Вейсгаупта и впрямь оказалось недурно. Князь Петр с удовольствием выпил один бокал под легкую закуску. Это скрасило его ожидание. Еще да обеда он отправил адъютанта к Екатерине Павловне с запиской, в коей извещал ее о своем прибытии в Вену. Теперь поручик Древич задерживался, хотя в столице Австрии улицы прямые, площади замощены булыжником, мосты через Дунай хорошо оборудованы.

Появившись ближе к вечеру, молодой офицер объяснил генералу от инфантерии, что, будучи здесь впервые, он заблудился. Глаза Древича при том подозрительно блестели. Рапортовал он бестолково, но весело. Князю Петру почудился не только запах вина, исходивший от него, но и аромат дамских духов, резкий, с цветочным ароматом. Ничего не скажешь, в Вене по-прежнему оставалось много мест для развлечений.

Между тем княгиня Багратион в ответной записке извещала мужа, что душевно рада его благополучному прибытию в столицу Австрии и ждет его завтра на ужин. Слово «ужин» имело значение гораздо более приятное и обнадеживающее, чем, например, слово «обед» или «чашка чая в четыре часа дня». Ужин мог продлиться и до ночи, а ночь — до утра. Мало ли было у них незабываемых ночей осенью 1800 года в холодном и туманном Санкт-Петербурге?..

Ужин больше подходил завтрашнему расписанию дня генерала от инфантерии. Утром ему следовало посетить российское посольство и представиться послу — графу Густаву-Оттону Штакельбергу. Сколько может продлиться сей обязательный официальный визит, Багратион не знал. Однако готовиться к нему надо было серьезно.

Денщики извлекли из походного сундука парадный мундир шефа лейб-гвардии Егерского полка. Сшитый из дорого тонкого английского сукна темно-зеленого цвета, с присвоенным его полку оранжевыми обшлагами, он блистал золотыми и серебряными знаками орденов, заслуженных Петром Ивановичем за более чем двадцатилетнюю службу Отечеству.

Вот он, золотой «Очаковский крест», первый знак его доблести. А вот последний — высшая награда Российской империи орден Святого Андрея Первозванного. Таковое отличие даровал ему государь за недавнюю победу над турками при Рассевате. Имелись и иностранные ордена: австрийский Марии-Терезии второй степени и сардинский Святого Лазаря и Святого Маврикия первого класса. С парадным мундиром также требовалось надевать через правое плечо «андреевскую» широкую голубую муаровую ленту и под мундир на лосинной портупее — наградную шпагу с позолоченным эфесом и выгравированной на нем надписью «За храбрость».

Граф Штакельберг, длинный, тощий и нудный немец, долго объяснял князю Багратиону особенности здешней политической обстановки. Она была достаточно напряженной. Народ ненавидел французских захватчиков. Власть предержащие, в частности — император Франц Первый и его министр иностранных дел граф Миттерних, всячески пытались заигрывать с ними, добиваясь послаблений в оккупационном режиме, изменений унизительных и разоряющих страну условий мирного договора.

Именно в таком разрезе посол трактовал событие, два месяца назад всколыхнувшее всю Австрию. Дочь императора, восемнадцатилетняя эрцгерцогиня Мария-Луиза, уступив просьбам отца, согласилась выйти замуж за Наполеона Бонапарта. До того Корсиканец сватался к младшим сестрам императора Александра Первого, Екатерине и Анне. Русская августейшая фамилия начала тянуть время, выставлять различные отговорки. Победитель Европы, борец за свободу и демократию этого не любил. Он обратил свой взор на покоренную державу, и там мгновенно исполнили желание повелителя.

Уже 11 марта 1810 года в присутствии всей австрийской императорской семьи, двора, дипломатического корпуса, высших сановников и генералитета в Вене состоялась торжественная брачная церемония. Жених из Парижа не приехал. Его представлял маршал Александр Бертье, князь Ваграмский, то есть особо отличившийся в разгроме австрийцев у села Ваграм. Но они уже не обращали внимания на подобные «мелочи».