Угрюмое гостеприимство Петербурга - Степан Суздальцев Страница 11

Ричард не успел совсем немного: к девушкам подошел молодой офицер и протянул Анастасии руку — это было приглашение на мазурку. Ричард остановился. Анастасия все еще смотрела на него. Офицер, по-прежнему ожидавший ответа от нее, развернулся и посмотрел на Редсворда.

Это был высокий стройный молодой человек лет двадцати пяти. Красивый, он имел надменное выражение лица, пышные гусарские усы и офицерский мундир.

Господа молча смотрели друг на друга: Ричард спокойно, а офицер — с вызовом.

— Вы не знакомы? — произнесла Анастасия. — Борис, это маркиз Ричард Редсворд, друг Дмитрия Григорьевича Воронцова.

— Поручик Курбатов Борис Иванович, — представился гусар, надменно приглаживая пышные усы.

— Имею честь, — ответил Ричард.

— Прошу нас извинить, — сказал поручик и бесцеремонно увел Анастасию.

Дмитрий был возмущен до глубины души.

Он знал Софью с детства. Владимир Дмитриевич часто говорил, что хочет породниться с Ланевскими. Софья всегда была к нему расположена. И он был в нее влюблен. Так почему стоило ему уехать, как она, любившая его, стала принимать ухаживания Кости? Это было весьма сильным ударом.

Но письма-то, письма!

Да, Софья действительно ему писала. Писала много — и все ерунду. Ну, право, что он мог ответить на рассказ о бале в Михайловском дворце? Выразить восхищение, что ее красота не осталась незамеченной. Это глупо. Или написать пылкое ревнивое послание, полное оскорбленных чувств и израненных надежд? Да с какой стати? Он ей не муж и даже не жених.

А что он мог ей написать? Очередной вздор о пылких своих чувствах? Очередной отчет о проведенном дне? Придуманную историю о скучном времяпрепровождении вдали от возлюбленной? Не мог же он написать ей правду о кутеже, пьянстве и парижских проститутках.

И все же Дмитрий чувствовал, что своим молчанием и редкими, сухими и крайне лаконичными ответами он убивал в ней интерес к своей особе.

Но как, какого черта он мог забыть ее? Она прекрасней всех, кого он видел. Быть может, среди женщин, с которыми Дмитрий близко знакомился во время путешествия, и попадались хорошенькие, но в них не было невинности Софьи, ее нравственной чистоты.

Размышления молодого повесы прервал знакомый голос.

— Весь в отца: такой же гордый и самодовольный. — Голос принадлежал княгине Марье Алексеевне.

— А мне он показался учтивым человеком, — возразил Демидов.

— Опомнитесь, мой милый, он же Редсворд! — воскликнула княгиня.

— Довольно, — сказал Владимир Дмитриевич, — маркиз Редсворд — мой гость, и я не желаю слышать о нем подобных отзывов.

— О, Владимир, только ради вас, — ответила Марья Алексеевна.

— Не будем забывать, мы на балу, на дне рождения вашей внучатой племянницы, — напомнил Воронцов.

— И правда, — согласился Ланевский, — давайте же поговорим о бале…

Дмитрий поспешил ретироваться, и успешно сделал это, оставшись незамеченным.

За эти полчаса он и думать забыл о своем друге.

Но отчего такая враждебность, такая неприязнь? Об этом, пожалуй, следует спросить дядю.

«Но где же Ричард? Вот же он! Стоит один, угрюмый, как и я. В руках бокал шампанского. Похоже, и его постигла неудача».

— Ты удручен? — спросил он Ричарда.

— У вас, в России, странный есть обычай, — ответил Редсворд, — грубите незнакомцам без причины.

— Ты про княгиню Марью Алексеевну? — вспомнил Дмитрий отрывок только что подслушанного им разговора.

— Она не слишком приветлива, — согласился Ричард, — однако я сейчас думал не о ней.

— Так кто же нагрубил тебе, мой друг?

— Борис Курбатов, ты знаком с ним?

— С Борисом-то — конечно же знаком! — воскликнул Дмитрий. — Что произошло?

— Хотел пригласить барышню на танец, — начал Ричард, — уж было подошел к ней. И вдруг он вырос между нами, как из-под земли. Ее увел, а меня смерил надменным дерзким взглядом.

— Уж не Анастасия ль Александровна та дама? — лукаво улыбнулся молодой граф Воронцов.

— Ты прав, — кивнул Ричард.

— Эх, брат, ну выкинул ты штуку! — рассмеялся Дмитрий.

— В чем дело? — недоумевал маркиз.

— Все дело в том, что Борис давно и безнадежно в нее влюблен, — сказал граф, закончив смеяться.

— А она?

— Она… она прекрасна! — заметил Дмитрий.

— В этом нет сомненья, — согласился Ричард. — Но она отвечает ему взаимностью?

— Тут, видишь ли, история непростая. Отец Бориса, Иван Васильевич Курбатов, был близким другом князя Демидова. После участия в декабрьском восстании он отправился в острог, где вскоре умер. А его сын, Борис, был взят под опеку Александром Юрьевичем. С тринадцати лет он живет в доме Демидовых. Для старого князя он все равно что сын. И воспитывал его он как родного. Разумеется, князь мечтает видеть его мужем своей дочери.

— Но что Анастасия? — не унимался Ричард.

— Анастасия Александровна — не знаю, — сказал Воронцов, — мне кажется, она не отвечает ему взаимностью, однако покорна воле отца. Ей через три месяца исполнится семнадцать, а стало быть…

— Но она не выйдет за человека, которого не любит, — с надеждой произнес молодой маркиз.

— Почем знать, может, и любит, — задумчиво ответил Дмитрий и рассмеялся, довольный негодованием друга, вызванным этими словами. — Как вижу, ты влюбился, mon ami.

Мазурка закончилась, и друзья подошли к Курбатову и Анастасии Александровне.

— Борис, привет, как на Кавказе? — обратился Дмитрий к старому знакомому.

— Здравствуй, Дмитрий, уже вернулся, цел и невредим, — ответил гусар.

— Ты знаком с моим другом, маркизом Ричардом Редсвордом?

— Знаком, — холодно ответил Борис, окинув графа воспламеняющимся взором.

— Шампанского, поручик? — предложил Воронцов.

— Пожалуй, — кивнул гусар.

— Так пойдем, — позвал Дмитрий, пытаясь увести Курбатова из зала.

— Маркиз, пойдемте с нами, — предложил поручик.

— Нет, благодарю, с меня достаточно шампанского сегодня, — ответил Редсворд.

— Не по-гусарски, маркиз, не по-гусарски, — презрительно покачал головой Борис Иванович.

Ричард вскипел и готов был сказать Курбатову что-то оскорбительное, но не успел, так как тот ушел вслед за Дмитрием.

— Анастасия Александровна, я рад снова быть рядом с вами, — произнес Ричард, — в том смысле: снова видеть вас.

Княжна кивнула.

— Вчера я лишь приехал в Петербург, впервые вышел из кареты. Я стоял на Невском проспекте и был очарован этим прекрасным городом: его домами, его шпилями и вами…