За нами Москва! - Иван Кошкин Страница 11

— Так Да вон они.

Но ротный уже и сам видел мельтешение между деревьев, и вот из-за поворота лесной дорог показались первые красноармейцы. Волков, не веря своим глазам, смотрел, как по грунтовке тянутся десятки и десятки советских бойцов. Бывших бойцов. Без строя, без порядка, пленные шли, даже не шли, брели, и это зрелище было страшнее, чем вид убитых или даже разорванных на куски. Из людей словно вытащили какой-то стержень, и вот они медленно двигаются вперед, вяло переставляя ноги, кто-то без ремня, кто-то без пилотки, кто-то без сапог. И форма, еще вчера, наверное, сидевшая на многих аккуратно и даже молодцевато, вдруг стала мятой, жеваной, отвратительно грязной. «Стадо, — внезапно подумал лейтенант, и, словно подтверждая его мысль, один из немцев — конвоиров вдруг ускорил шаг и ударом приклада загнал выбившегося красноармейца обратно в строй. — А эти — овчарки». Над дорогой повис странный, выворачивающий душу шум сотен шаркающих ног, перемешанный с глухим бормотанием. Время от времени в него врезались резкие выкрики немецких команд. Волков осторожно двинул вперед трофейный карабин — до пленных и до охранников было рукой подать — не больше двадцати метров.

— Что вы собираетесь делать, товарищ лейтенант? — быстрым шепотом спросил Берестов.

— Мы можем их освободить, — так же тихо ответил ротный.

— Освободить? Кого? Для этих война уже кончилась.

Вне себя от гнева Волков повернулся к белогвардейцу, но комиссар крепко взял ротного под локоть.

— Судя по длине колонны, здесь несколько сотен человек, — Гольдберг словно бы размышлял вслух, проговаривая слова тихим, но четким потоком, — а немцев в охране — от силы три десятка. И автоматы я пока увидел только у троих, остальные с винтовками. Если бы эти люди действительно стремились освободиться, они бы смяли охрану и попытались сбежать еще в лес. Но, судя по всему, они и не думали это делать.

Лейтенант чувствовал, что в словах комиссара и Берестова есть свой резон, и от этого на душе было еще хуже.

— Может, они просто пришиблены, — прошептал он, — может, если мы…

— Возможно, кто-то и попытается сбежать, — тихо сказал белогвардеец. — Но другие, поверьте мне, просто лягут на землю и будут пережидать стрельбу. А из тех, кто разбежится, большинство, подумав, сдастся снова.

Колонна шла мимо. У некоторых пленных на теле были грязные, окровавленные повязки или открытые раны.

— Они могли попасть в плен ранеными, в бессознательном состоянии… — Лейтенант ухватился за эту мысль, как за оправдание всем людям что шли сейчас в неволю, подгоняемые немецким оружием.

— Кто-то — наверняка, — шепотом согласился белогвардеец. — Но подумайте вот о чем: у нас с десятью ранеными проблем хватает. Пусть даже мы перебьем охрану, и что? Нам на шею свалятся десятки новых.

— Давайте смотреть правде в глаза, — еле слышно сказал комиссар. — Так или иначе, но эти люди УЖЕ в плену. И попыток вырваться не делают. А у нас там внизу — четыре десятка вооруженных бойцов, боевая единица Красной Армии. И жертвовать ею ради ТАКИХ я считаю неправильным.

Услышь он это от кого-то другого, лейтенант решил бы, что разговаривает с трусом. Но, едва оказавшись в дивизии, он узнал, что комиссар семьсот тридцать второго Гольдберг — это человек отчаянной храбрости. И сейчас этот самый комиссар Гольдберг, вместо того чтобы поддержать его, лейтенанта Волкова, порыв, советует отсидеться в кустах, пока немцы угоняют в плен наших бойцов. Ротный пристально вглядывался в проходивших мимо людей. У большинства на лицах не было ничего, кроме бесконечной усталости, опустошенности, несколько раз он с радостью замечал стыд и злость. И вдруг Волков вздрогнул: в середине колонны шел сержант, и на широкой его физиономии сияло такое облегчение пополам с радостью, что лейтенант невольно шевельнул карабин.

— Не глупите, — прошипел Берестов.

Но комроты не слушал старшего сержанта. Снова и снова его взгляд натыкался на это подлое выражение на лицах бывших бойцов Красной Армии. Молодой командир с тоской понял, что тут уже ничего сделать нельзя. В финскую ему случалось сталкиваться и с трусостью, и с безалаберностью, и с вопиющим неумением исполнять свои обязанности, но здесь было иное.

— А катились бы вы, — прошептал он.

Тем временем из леса показался хвост колонны. В самом конце тянулись тяжелораненые многие ковыляли, опираясь на плечи товарищей. Они отставали, и немцы это заметили. Здоровяк с автоматом, в расстегнутом кителе, что-то сказал двум солдатам, и те побежали назад.

— Шнелль, шнелль!

Они кричали, толкая пленных вперед, тыкая их в спины стволами винтовок, и люди, как подстегнутые, бросились догонять колонну. На дороге остались два красноармейца, поддерживающие раненного в голову капитана. Тот, похоже, уже потерял сознание и мешком висел на плечах товарищей. Немец передернул затвор винтовки, Один из бойцов вдруг стряхнул руку командира и, не оглядываясь, кинулся за остальными, второй остался на месте. Он стоял, держа раненого на плече, и молча смотрел фашисту в лицо. Тот вскинул винтовку к плечу и выстрелил. Боец осел в пыль, не выпуская бесчувственное тело, грянуло еще два выстрела, и немец, повернувшись, быстро зашагал вдоль обочины.

Больше всего Волков боялся, что у кого-то из его людей сдадут нервы и начнется пальба, но кусты молчали, лишь у Зверева побелели пальцы на рукоятке пулемета. Они лежали, провожая взглядами колонну, а Волков все думал, что же он скажет своим бойцам. Когда пленные удалились на километр, лейтенант скомандовал отход. Бойцы и командиры скатились вниз со склона туда, где на самом краю болота их поджидали остальные. К ротному подбежал старшина:

— А я уже скомандовал уходить, — возбужденно заговорил Медведев, — Но смотрю — вроде концерт продолжения не получил. Так кто стрелял-то?

Он вдруг осекся и перевел взгляд на Шумова, затем на комиссара.

— Что там случилось? — тихо спросил комвзвода–2.

— Немцы наших пленных расстреляли, — глухо ответил за всех Берестов.

— Каких пленных? — спросила подошедшая Богушева.

— Самых простых, — резко сказал Волков. — Они добивают раненых, тех, кто задерживает движение.

— Как собак застрелил, — добавил Шумов, — спокойно так, деловито…

— А, — спокойно кивнула Ирина. — Да, они это делают.

Она развернулась и пошла к носилкам.

— Делают, — пробормотал лейтенант. — Ладно, нечего рассиживаться. Порядок движения прежний, Андрей Васильевич, будьте добры, с охранением — вперед. Медведев, поднимай людей, а то они тут у тебя сидят, как дома. Быстрее, быстрее, еще весь день впереди.

Им понадобилось почти три часа, чтобы углубиться в лес на десять километров. Волков понимал, что отряд идет слишком медленно, но ничего не мог с этим поделать — бездорожье и раненые сковывали роту. Простреленный бок наконец, доконал рядового Чиркина, и его тоже пришлось нести. Начали отставать ходячие раненые, и лейтенант приказал остановиться. Beлев Берестову выставить дозоры, молодой командир подошел к Богушевой. Женщины занялись ранеными, военфельдшер как раз осматривала Егорова, когда Волков тронул ее за плечо.