Собственные записки. 1835–1848 - Николай Муравьев-Карсский Страница 11

«Sir. L’aide-de-camp-général Adlerberg m’a communiqué l’ordre de Votre Majesté de mettre aux arręts pour vingt quatre heures le général de service Karpow, pour avoir entravé, comme il est dit dans son rapport, les dispositions du gouverneur-général, comte Lewachoff, concernant l’emplacement designé pour la musique.

Considérant que l’accusation portée par le comte Lewachow au sujet du général Karpow est inexacte, j’ai cru de mon devoir de soumettre ŕ Votre Majesté l’affaire mentionnée dans son véritable jour et de suspendre attendant jusqu’ŕ nouvel ordre l’arrestation prescrite.

J’ai longtemps et soignesement evité d’importuner Votre Majesté Impériale par la relation des mortifications que j’essuie au declin de mes jours, et que le comte Lewachow se plait ŕ accumuler, sans regarder ni ŕ mon age, ni au poste dont j’ai été honoré par Votre Majesté Impériale et dont je garderai l’integrité tant que je l’occuperai. Mais aujourd’hui, obligé de m’expliquer par la maničre peu véridique dont cette affaire est parvenue ŕ Votre Majeste Imperiale, j’ai cru devoir exposer, comme un exemple de la conduite peu conséquente du comte Lewachoff le ^[11] dans un office que j’adresse en męme temps au ministre de la guerre pour ętre soumis a Votre Majeste Imperiale, en la suppliant de daigner porter son attention a cette affaire, toute puerille qu’elle est. J’ai l’honneur d’ętre de Votre Majesté Impériale le trčs soumis sujet prince Sacken.

Kiew, le 2 juin» ^[12].

Отношение к военному министру заключало в подробности происшествие ^[13].

И все сие отправлено 2-го числа с адъютантом фельдмаршала Рудзевичем в Петербург.

Киев, 5-го июня

Все эти дни фельдмаршал не перестает упоминать о поступках против него Левашова. Когда я ему принес письмо к государю, он долго перечитывал его, и не хотел подписывать, желал переменить выражение inexacte, peu véridique и говоря, что надобно написать fausse, mensongičre ^[14], и я с трудом убедил его умериться в выражении, дабы не показать пристрастия, потому что самое описание происшествия, приложенное к письму, уже объясняло все. Вот еще одно происшествие, случившееся на днях, в коем Левашов равным образом вышел из границ своей власти. При начале весны был назначен, по повелению государя, для произведения городских работ один полк, который должен был выделять сто человек рабочих в распоряжение Левашова. Левашов просил фельдмаршала ускорить несколько начало работ; фельдмаршал уважил просьбу его и приказал преждевременно 12-ю днями выслать в Киев один полк, который Левашов обещал беречь и разместить на квартиры в городе, что им и сделано. Когда же прибыла сюда дивизия для лагеря, то, за размещением части войск в палатках, а части в бараках еще неоконченных, вышеозначенный полк остался на несколько дней на квартирах, до окончания бараков его, еще непокрытых. Левашов стал требовать от дивизионного начальника Шульгина, чтобы он его вывел, хотя он и знал, что полка сего поместить негде и что через несколько дней его бы и без того вывели. Шульгин представил о невозможности исполнить сего. Левашов предложил ему окрестные деревни, из коих многие отстоят в 20 и 30 верстах от Киева, и требовал настоятельно вывода полка. Шульгин отвечал, что он не смел сделать сего без воли своего начальства. Тогда Левашов донес фельдмаршалу, что полк сей стесняет обывателей, по случаю прибытия богомольцев (что совершенно несправедливо, ибо полк сей был расположен тогда за городом на Куреневке, где не бывает никаких богомольцев), и жаловался, что Шульгин под различными предлогами уклоняется от исполнения его требований. По исследованию обстоятельства сего оказалось все вышепрописанное, и фельдмаршал отвечал Левашову, что он через день по окончании бараков приказал вывести полк, но что Шульгин не имел права сделать сего без воли своего начальства, что и было исполнено при первой возможности, как скоро только успели накрыть часть бараков, еще и до сих пор неоконченных. Таким образом Левашов накликивается сам на неприятные отзывы своими неосновательными донесениями.

На днях получено мною уведомление от Клейнмихеля, коим он извещает меня, что Левашов донес военному министру, что в киевский госпиталь поступил один больной со знаками побоев на спине, что он после поступления спустя 12 часов умер, и что по сему делу наряжено от штаба следствие; а потому государь, желая знать, что по сему делу оказалось, требовал, чтоб представлено было следствие по окончании.

Следствие было, в самом деле, представлено мне в самое время получения сего отзыва, и оно препровождено в аудиториат на рассмотрение, о чем уведомлен и генерал Клейнмихель; но, дабы скорее удостовериться в сем деле, я собрал без предварения роту Камчатского полка, в коей находился сей рядовой, и опросил всех людей вместе и многих по одиночке. Оказалось, что рядовой сей за воровство был наказан во время следования полка сего в Киев 100 ударами розог, поведения был дурного и после наказания прошел еще один переход с ружьем и амуницией, потом заболел, так как он был слабого сложения, везен два перехода на повозке, и по прибытии полка в Киев сдан в госпиталь, где и умер от болезни. Жестоких наказаний в роте сей и во всем полку не бывало, и начальники сих частей более признаются людьми кроткими, чем строгими. Сие было немедленно сообщено Клейнмихелю для доклада через военного министра государю…