Дом Витгенштейнов. Семья в состоянии войны - Александр Во Страница 11

С самого начала мы, дети, чувствовали в доме странное напряжение, без передышки, которое не мог вызывать только беспокойный отец. Мать тоже была вспыльчивой, хотя она всегда сохраняла доброжелательность в ссорах с мужем или матерью ^[49].

По словам Гермины, невротическая одержимость матери долгом жены привела к тому, что ее собственная личность в нем полностью растворилась: «Думаю, наша мать, какой мы ее знали, больше не была собой… помимо всего прочего, мы не могли понять, почему у нее нет собственной воли или своего мнения, и даже не ставили под сомнение тот факт, что при отце нельзя настаивать на своих желаниях или своей точке зрения» ^[50].

Гермина приводит пример: однажды вечером фрау Витгенштейн легла в постель, обернув ногу тканью, которую нечаянно пропитали чистой карболовой кислотой — слабый же ее раствор, как считалось, помогает против мозолей от новой обуви. Ночью кислота настолько прожгла плоть, что утром на ноге открылась ужасная глубокая рана, которая не заживала неделями. Всю ночь мать пролежала без сна в страшных мучениях, но не осмелилась ни пошевелиться, ни застонать из страха потревожить сон мужа.

Один за другим все восемь детей Витгенштейна поняли, что лучшим (и, возможно, единственным) способом общения с матерью была музыка — она как клей соединяла разрозненных членов семьи с матерью и друг с другом. В молодости фрау Витгенштейн брала уроки музыки у переживавшего не лучшие времена венгерского композитора Карла Гольдмарка (когда-то он прославился оперой «Царица Савская»). Хотя руки у нее были крошечными, а двигалась она неловко, Гольдмарк научил ее грациозно играть с листа практически все, подолгу импровизировать, узнавать ноты на слух и без усилий транспонировать музыку из одной тональности в другую. Слишком стеснительная, чтобы выступать на публике, она любила дуэты, камерную музыку и музыкальные игры с семьей, и в этом общем бессловесном действе материнская отрешенность меньше всего расстраивала детей. «Она с трудом понимала сложные устные предложения, но легко могла прочесть с листа сложный музыкальный отрывок и транспонировать его в любую тональность» ^[51]. Музыкальное самовыражение давалось фрау Витгенштейн легко, и когда она играла, «ее лицо становилось по-новому красивым».

Поскольку дети учились узнавать и почитать классических композиторов и исполнителей, а лучшим средством общения с матерью была музыка, для которой слов не требовалось, неудивительно, что каждый занимался музыкой с почти патологическим рвением. В музыкальной среде они вели себя дружелюбно и свободно. Видя, с какой радостью и страстью Пауль, Людвиг, Гермина, Леопольдина и Карл пели или играли вместе или по отдельности, всякий мог впасть в заблуждение, что эти капризные, раздражительные и сложные люди — одна из самых счастливых и сплоченных семей в Габсбургской империи. Их выступления были прекрасными, блестящими и страстными, и, как написал один из восторженных гостей Пале годы спустя, когда великое здание обратилось в руины, а Витгенштейнов уже не было на свете: «Они качались в ритме танца, показывая всем, как им это нравится» ^[52].