После тяжелой продолжительной болезни. Время Николая II - Борис Акунин Страница 11

Общественный гнев и презрение обрушились на бедного Василия Осиповича. Прошло немало времени, прежде чем это «фо-па» было ему прощено. Но не забыто – так и осталось пятном на репутации.

«Рядовой интеллигент был глубоко убежден, что те, кто не разделяют его воззрений, либо подкупленные, бесчестные личности, либо, в лучшем случае, люди не совсем нормальные», – возмущается С. Ольденбург. На это можно ответить, что государство расправлялось с теми, кто ему не нравился, куда более жестокими средствами. Каждый из оппонентов использовал то оружие, каким располагал.

Как уже говорилось, правительство относилось к либеральным фрондерам не так серьезно, как к революционерам. И совершало большую ошибку.

Да, оппозиционная интеллигенция не стреляла в губернаторов, не строила баррикад. На словах она была смелее, чем в поступках. Но эта группа населения формирует идеи и общественные течения, которые впоследствии меняют страну.

На протяжении всего царствования Николая II Власть постепенно ослабевала, а Общество усиливалось.

За короткий, менее чем четвертьвековой период этот процесс прошел несколько этапов.

«На лекции профессора Ключевского». Л. Пастернак

От «бессмысленных мечтаний» к концу «стабильности»

Уходя из жизни, Александр III оставил наследнику страну, в которой всё было тихо и спокойно. Полицейский режим, установившийся с 1881 года, расправился с революционерами и приструнил либералов. Активные смутьяны отправились в Сибирь или в эмиграцию, большинство же недовольных, как водится, притихло, пассивно ожидая перемен к лучшему.

Эти «сон и мгла» в тени победоносцевских «совиных крыл» по инерции длились еще несколько лет после смерти грозного царя, а потом развеялись, после чего Россию с большей или меньшей интенсивностью лихорадило уже вплоть до падения монархии.

В том, что стабильность оказалась непрочной и недолгой, вины Николая II нет. Если бы Александр прожил дольше, несомненно случилось бы то же самое. Ресурс «искусственного замораживания» общественной активности всегда ограничен. Нарастает внутреннее напряжение, прилетает какой-нибудь «черный лебедь», и сжатая пружина распрямляется.

Николай Обществу поначалу понравился, хотя широкой публике мало что было известно про личные качества нового императора. Все преисполнились надежд, что такой молодой и миловидный государь станет править по-другому, что атмосфера очистится и начнутся перемены.

Однако Николай ничего менять не собирался. Во-первых, из почтения к памяти отца; во-вторых, из неуверенности в себе; в-третьих, из-за того, что правительственная команда осталась прежней. Общая логика была такая, что от добра добра не ищут. Раз в стране всё спокойно, пусть так и останется.

Первый же публичный акт правителя – речь, произнесенная 17 января 1895 года перед представителями дворянства, земств и городов, – положил конец иллюзиям. Царь в частности сказал: «Мне известно, что в последнее время слышались в некоторых земских собраниях голоса людей, увлекавшихся бессмысленными мечтаниями об участии представителей земства в делах внутреннего управления. Пусть все знают, что я, посвящая все свои силы благу народному, буду охранять начала самодержавия так же твёрдо и неуклонно, как охранял его мой незабвенный покойный родитель». Всех сразил эпитет «бессмысленные» применительно к заветным чаяниям интеллигенции. Есть версия, что в подготовленном тексте было написано «несбыточные» и царь то ли оговорился, то ли решил спонтанно усилить «мессидж». Так или иначе, Общество было оскорблено и начало относиться к новому самодержцу враждебно. Впоследствии это отношение уже не менялось.

С этого момента вновь начинает активизироваться деятельность революционных кружков – например, возникает «Союз борьбы за освобождение рабочего класса», одним из членов которого являлся помощник присяжного поверенного Владимир Ульянов. Эту маленькую организацию, как и другие подобные начинания, быстро уничтожает опытная полиция, но с ростом оппозиционных настроений в Обществе сыск ничего поделать не может. Раздражение против властей постоянно усиливается. С конца девяностых годов даже в умеренных, либеральных кругах лозунг «долой самодержавие» перестает восприниматься как нечто чрезмерно радикальное.

Обаятельный Николай на портрете В. Серова

Следующий после манифеста о «бессмысленных мечтаниях» импульс к конфронтации произошел в 1899 году. В течение нескольких лет разрабатывался проект завершения земской реформы. В свое время она не была доведена до конца – в западных губерниях выборные органы местного хозяйственного самоуправления так и не появились. Министр внутренних дел Горемыкин сделал заявление, вновь наполнившее сердца прогрессистов светлыми надеждами: «Основой действительной силы государства, какова бы ни была его форма, есть развитая и окрепшая к самостоятельности личность; выработать в народе способность к самоустройству и самоопределению может только привычка к самоуправлению». Это была музыка для либерального слуха. Но государь император, послушавшись консервативных советников, проект упразднил, а на место мягкого Горемыкина поставил сурового Сипягина, про которого Витте в мемуарах пишет: «Убеждения его очень узкие, чисто дворянские, он придерживается принципа самодержавия, патриархального управления государством на местах; это его убеждения, и убеждения твердые».

1899 год можно считать моментом, с которого «стабильность» начинает рушиться. Таким образом, она не продержалась и двух десятилетий.

Первой ласточкой стало брожение в среде студенчества, всегда чувствительного к переменам в общественной атмосфере.

Вести себя с молодежью Власть никогда не умела, а если предпринимала какие-то попытки в этом направлении, то они получались медвежьими. Вводились всякого рода административные строгости, ограничивались университетские свободы, возмутителей спокойствия исключали или без суда отправляли в ссылку. В результате подобных действий обычное юношеское бунтарство («блажен, кто смолоду был молод») перерастало в нечто более серьезное. Государство не могло обходиться без высших учебных заведений, но те выращивали не только необходимых стране специалистов, но и противников существующего режима. Как выражается С. Ольденбург, «правительству приходилось лавировать между Сциллой отсталости и Харибдой взращивания своих врагов».