Хрущевская "оттепель" и общественные настроения в СССР в 1953-1964 гг. - Юрий Аксютин Страница 105

— Иностранные корреспонденты, безусловно, следят за нашей реакцией на выступление Кеннеди. Так пусть у них не сложится впечатление, будто мы проводим время в ночных бдениях.

Сам он провел ту ночь на диване в небольшой комнате отдыха рядом со своим кабинетом.

На следующий день, 23 октября, подготовленный МИДом ответ был утвержден Президиумом ЦК и предан в печать, а В.В. Кузнецов принял американского посла Ф. Колера и вручил ему этот ответ. Он был выдержан в весьма резких выражениях и начисто отвергал все требования Кеннеди. Понимая, что за океаном следят за каждым их шагом, советские руководители вели себя внешне спокойно. Хрущев присутствовал на обеде в честь румынского лидера Г. Георгиу-Дежа, а вечером был с ним в Большом театре на опере «Борис Годунов».

Было также решено опубликовать сообщение, что советское правительство заслушало в Кремле министра обороны Малиновского о проведенных мерах по повышению боеготовности в вооруженных силах СССР (задержать увольнение из советской армии старших возрастов, проходящих срочную службу в ракетных войсках стратегического назначения, в войсках противовоздушной обороны и в подводном флоте; прекратить отпуска всему личному составу; повысить боеготовность и бдительность во всех войсках), а также, что главком объединенных вооруженных сил Организации Варшавского договора маршал А.А. Тречко созвал офицеров — представителей армий ОВД и дал указания о проведении ряда мер по повышению их боевой готовности.

В Москве и других городах СССР начались митинги протеста против морской блокады Кубы. В следующие три дня газеты публиковали фотографии участников этих митингов с плакатами «Руки прочь от Кубы!». На одной из них, между прочим, ясно различимая озабоченность на лицах работниц Трехгорной мануфактуры. Поэт Е. Евтушенко написал и затем опубликовал в «Правде» стихотворное «Письмо Америке», в котором изрекались и такие сентенции: «Ты оскорбила не одних кубинцев, / показывая с чванностью на флот / Ты разные народы оскорбила, /ив том числе свой собственный народ».

Поздно вечером 23 октября в советское посольство в Вашингтоне пришел «поговорить по душам» брат президента и министр юстиции Роберт Кеннеди. Разговор получился долгим и тяжелым. Посетитель сетовал на обман президента советским руководством, а посол Добрынин, не будучи ориентирован Москвой, даже не имел права признать наличие советских ракет на Кубе. Прощаясь, уже перед уходом, гость как бы мимоходом спросил, какие указания имеются у капитанов советских судов, идущих на Кубу. Посол ответил:

— Насколько мне известно, отданный ранее приказ не подчиняться незаконным требованиям об остановке и обыске в открытом море, как нарушающим международные нормы свободы судоходства, не отменен.

Р. Кеннеди, махнув рукой, сказал:

— Не знаю, чем все это кончится, ибо мы намерены останавливать ваши суда.

— Но это будет актом войны, — предупредил Добрынин. Ответа не последовало.

На тут же отправленную в Москву телеграмму с отчетом об этом визите никакой реакции не последовало. Отсутствие каких-либо указаний или хотя бы ориентировок из Москвы В.В. Кузнецов позже объяснял тем, что там царила растерянность, лишь прикрываемая бравыми публичными заявлениями Хрущева и составленными в таком же тоне первыми двумя его письмами к Кеннеди. Мало того, «с самого начала кризиса у советского руководства возник и с каждым часом нарастал страх перед возможным дальнейшим развитием событий».

23-го же числа президент Кеннеди направил в Москву второе письмо, в котором выражал надежду, что Хрущев немедленно даст указание советским судам соблюдать условия объявленного им карантина. В МИД СССР этот текст был передан утром 24 октября.

А Хрущев продолжал появляться на публике. 24 октября он принял президента американской корпорации «Вестингауз электрик интернейшнл» В.Э. Нокса. Одновременно был опубликован и его ответ 89-летнему британскому философу Б. Расселу: «Мы сделаем все возможное, чтобы не допустить… катастрофы. Но надо иметь в виду, что наших усилий может оказаться недостаточно… Советское правительство считает, что правительство США должно проявить сдержанность и приостановить реализацию своих пиратских угроз, чреватых самыми серьезными последствиями». 24 октября вся Америка следила за радио- и телевизионными сообщениями о том, как советский танкер, сопровождаемый американскими эсминцами и самолетами, приближался к черте, за которой он должен быть задержан, как он, не останавливаясь, пересек ее и направился в том же сопровождении дальше. В дальнейшем советские суда уже не испытывали судьбу и больше уже не приближались к линии карантина. Хрущев, не желая идти на дальнейший риск, отдал приказ советским судам остановиться на линии блокады, а некоторым даже повернуть назад. Исходил он при этом из двух соображений: нельзя было допускать того, чтобы военная техника на этих судах попала в руки американцев; и надо было послать им сигнал, что СССР не намерен идти на конфронтацию с США.

В послании же, отправленном к Кеннеди, он назвал действия США «чистейшим бандитизмом», «безумием выродившегося империализма», угрожал, что СССР не будет считаться с блокадой и сумеет защитить свои права. Решительно протестуя против блокады Кубы и других военных мероприятий США, советское руководство предложило немедленно созвать Совет безопасности ООН. Оно продолжало отрицать наличие наступательного оружия на Кубе, утверждая, что там находится только такое оружие, которое необходимо для самообороны.

Миротворческие усилия были предприняты и Организацией Объединенных Наций. 24 октября генеральный секретарь ООН У Тан предложил приостановить на две-три недели все перевозки оружия на Кубу и карантинные меры в отношении этих перевозок.

Утром 25 октября, получив ответ Кеннеди, Хрущев понял из него, что американский президент не отступит от требования «восстановить существовавшее ранее положение», и поручил готовить новое письмо, в коем допускалась бы возможность вывода ракет с Кубы или их уничтожения там при условии, что США возьмут два обязательства: не нападать на Кубу и удалить свои ракеты из Турции и Италии. Проект такого письма был подготовлен и представлен Хрущеву.

К концу дня 25 октября в Москву стали поступать сообщения по линии спецслужб, нагнавшие на Хрущева и его коллег еще больше страха. В одном из них, из Вашингтона, например, говорилось о случайно подслушанном разговоре двух известных американских журналистов, из которого явствовало, что в Белом доме уже принято решение о вторжении на Кубу «сегодня или завтра ночью». Был перехвачен и текст переданного накануне приказа о переводе Стратегического воздушного командования США в полную боевую готовность, включая готовность к применению ядерного оружия.

Дал на это согласие Кеннеди. На заседании Совета безопасности ООН американский представитель Э. Стивенсон, зачитав ответ президента, приветствовал заявленное Хрущевым в ответе Б. Расселу стремление не допустить катастрофы, но подверг сомнению его утверждение о том, что на Кубе нет наступательного оружия. Советский представитель В.А. Зорин, как писали затем советские газеты, потребовал от него представить «неопровержимые факты». И тогда Стивенсон взял слово вторично, и «по его команде в зале выставили “фальшивки Центрального разведывательного управления США”», а сам он, «как попугай, по бумажке зачитал сфабрикованные американской разведкой пояснения». Зорин напомнил ему, что он уже демонстрировал в ООН «фотофальшивки», разоблаченные потом американской печатью.