Пункт назначения - Москва. Фронтовой дневник военного врача. 1941-1942 - Генрих Хаапе Страница 104

Несколько наших солдат осторожно вошли в амбар. Они увидели лежавших повсюду на земляном полу мертвых и раненых красноармейцев: это были жертвы обстрела амбара нашей артиллерией. В дальнем углу амбара двое русских горланили хриплыми голосами какую-то русскую песню, они совсем забыли, что происходит вокруг них. Вскоре мы поняли, почему так произошло, – эти русские были пьяны в стельку! От пленных мы узнали подробности. Поскольку все предыдущие ночные атаки были безуспешны, вражеские командиры приказали раздать войскам большое количество алкоголя, а когда красноармейцы опьянели, они приказали им пойти в атаку и погнали их под огонь наших автоматов и пулеметов.

Постоянные сигналы тревоги действовали нам на нервы. Деревенские дома сгорали один за другим, или их разрушала своим огнем вражеская артиллерия. С каждым днем деревня уменьшалась буквально на глазах. 10 января нас по ошибке бомбили бомбардировщики наших собственных люфтваффе, в результате этого погибло девять бойцов. Мы проклинали летчиков за их глупость и за точность бомбометания. Последовавшие затем русские атаки были отбиты. Во время отражения одной из этих атак немецкий расчет одного из наших минометов в суматохе направил свой миномет не в ту сторону, и восемь наших бойцов получили тяжелые ранения. Русские внезапно атаковали нашу разведывательную группу, насчитывавшую двенадцать бойцов, и практически полностью истребили ее. Только двоим тяжело раненым разведчикам удалось доползти до наших окопов. Красные постоянно применяли свои очень эффективные реактивные установки залпового огня, так называемые «сталинские орга́ны», ^[101] которые накрывали наши позиции плотным смертоносным огнем. Когда эти «орга́ны» начинали играть свою несущую смерть музыку, все бойцы батальона тотчас падали ничком на землю и молились о том, чтобы ни на одном снаряде этой батареи смерти не было начертано его имя. К счастью для нас, после того как эти «орга́ны» основательно потрудились в районе Гридино, они были переброшены на другой участок фронта.

У меня заболело горло, поднялась температура, и я чувствовал разбитость во всем теле и огромную усталость. Но у меня не было возможности прилечь и отдохнуть, так как на следующий день русские подвергли Гридино обстрелу прямой наводкой из своих «ратш-бум»-орудий (76-мм Ф-22) и противотанковых пушек, потом снова пошли в атаку и в очередной раз захватили амбар. На этот раз они специально метили в мой перевязочный пункт. Пули то и дело залетали в наши окна. Наши резервы поднялись в контратаку, и амбар опять оказался в наших руках. Этой же ночью мы сожгли его дотла. Нам было трудно оборонять его, и, очевидно, для русских он представлял большую ценность, чем для нас.

При свете пожара мы на десять минут вынесли на улицу, где царил мороз, свои завшивевшие одеяла. Для вшей такой холод означал верную гибель, и они сотнями посыпались в снег.

В течение всего следующего дня, а это было 12 января 1942 года, русские не предприняли ни одной атаки. Вместо этого бесконечные вражеские колонны двинулись маршем на запад. Они прошли мимо наших позиций всего лишь километрах в пяти от линии фронта и были хорошо видны на фоне заснеженных полей. Воспользовавшись этим, наша артиллерия вела постоянный огонь по колоннам противника. Очевидно, теперь неприятель хотел обойти нас, чтобы позднее атаковать линию Кёнигсберг с запада и взять Ржев с тыла. Клостерман с довольной ухмылкой заявил:

– Нам не придется сражаться с теми, кто сейчас марширует мимо нас! Сегодня вечером мы сможем без помех вдоволь поиграть в доппелькопф!

Однако он понимал так же хорошо, как и все остальные, что этот тактический ход противника доставит нам в будущем, возможно, еще большие трудности.

13 января выяснилось, что Красная армия приберегла и для нас несколько своих подразделений. Она снова начала свои атаки и до наступления темноты оставила на ничейной земле еще около 180 погибших. Наши потери составили 41 человек. Но как бы сильно этот результат ни говорил в нашу пользу, все равно это было для нас слишком много, чтобы мы могли позволить себе такие потери в течение продолжительного срока. Война на истощение воздействовала теперь на батальон Клостермана так же изматывающе, как это имело место раньше в моем родном 3-м батальоне.

14 января нам пришлось отражать две атаки противника. И снова легкораненые были вынуждены принять участие в бою, даже мне пришлось взять в руки оружие и влиться в ряды сражающихся войск. Как ранее Кагенек и Ламмердинг, Клостерман тоже полностью доверил оборону перевязочного пункта Генриху и мне, и мы с этим вполне справлялись. После окончания боев очередные тридцать раненых заняли место на соломенных подстилках на полу перевязочного пункта. А до того мы своевременно успели эвакуировать бойцов, получивших ранения накануне. Чтобы получить безупречный сектор обстрела, мы убрали сотни трупов красноармейцев, лежавших на снегу перед нашими позициями.

В предвечерний час из Малахово поступило донесение: «Прорыв крупных сил вражеской пехоты на участке 1-го батальона 58-го пехотного полка вблизи населенного пункта Раминца. Силами остатков 3-го батальона 18-го пехотного полка предпринята контратака. Вклинение блокировано. Командир батальона капитан Грамински погиб. Новым командиром назначен капитан Ноак».

Значит, наш родной батальон опять был брошен в самое пекло! И вот теперь Ноак стал шестым командиром батальона за последние четыре недели: Нойхофф, Кагенек, Ламмердинг, Бёмер, Грамински и Ноак.

Это был последний посыльный, которому пришлось днем добираться из Малахово в Гридино. На следующий день, 15 января, неприятель оборудовал крупные опорные пункты в лесах справа и слева от нас и теперь полностью контролировал коммуникации, ведущие в тыл. Теперь мы отваживались отправлять связных и эвакуировать раненых в Малахово только с наступлением темноты. Но даже и тогда мы не были до конца уверены, что дорога не заблокирована русскими. Это было очень неудобно. У нас в Гридино не было своей полевой кухни, и всю еду приходилось доставлять из Малахово только после того, как стемнеет. Раненых и погибших эвакуировали по ночам, когда температура падала до 45 градусов мороза. Каждая такая отправка представляла собой утомительную, нервную поездку в неизвестность.

Этой ночью мы получили подкрепление: к нам прибыли военнослужащие из строительных рот, железнодорожных частей и даже музыканты из полкового оркестра. Теперь на передовую отправляли каждого, у кого имелась пара еще не отмороженных ног и пара рук, способных держать оружие. Эти так называемые «бойцы» не имели абсолютно никакого боевого опыта, а многие из них плохо представляли себе, как обращаться с оружием.

Ранним утром, когда было еще совсем темно, русские снова пошли в атаку. У инженеров, геодезистов, топографов, каменщиков, строителей и других высококвалифицированных в своей области специалистов не было ни малейшего шанса. Поскольку у них не было единственной квалификации, необходимой для того, чтобы выжить на фронте: боевого опыта. В то время как мы, сделав в темноте несколько выстрелов по русским, быстро отскакивали в сторону и меняли позицию, новички оставались на одном и том же месте и продолжали смело стрелять в темноту. Несколько очередей из вражеского автомата, и с ними было покончено. Когда забрезжил рассвет 16 января, у нас совершенно не осталось сил, чтобы убрать горы трупов красноармейцев, громоздившиеся перед нашими позициями. Но при пересчете нашего пополнения, прибывшего всего лишь 12 часов тому назад, выяснилось, что из прибывших 130 человек 84 также погибли.