Феномены древней культуры востока Северной Азии - Вадим Попов Страница 101

Отмеченная им Константиновская батарея была как раз построена за зиму 1856 года и в мае закончена. Она представляла собой искусственный остров-бастион в диаметре 128–130 метров, на три метра возвышавшийся над отмелью, окаймленный шпунтовыми сваями. При его строительстве было израсходовано 4,5 тысячи бревен. На вооружении его находилось 24 крупнокалиберных пушки, снятые с фрегата «Паллада». Процесс создания батареи хорошо описан в книге В.И. Юзефова в главе «Так начиналась оборона Нижнего Амура», где помещено изображение города. Но кем оно создано?

На первый взгляд, панорама производит впечатление фотографии, тем более, подпись под ней уведомляет, что панорама «снята» в 1858 году (илл. № 216). Но ведь картину с панорамой города писал и Мейер, как сам и указывал. Известно, что художник создал такое полотно в 1863 или в 1864 годах уже в Санкт-Петербурге, куда уехал с Дальнего Востока. Размер ее был 2x3 метра, и написана она была, естественно, маслом. А кто же создал фотоподобную панораму города в 1858 году? Были ли у Мейера конкуренты на создание ее в это время?

илл. № 216

Это невероятно, но были. В эти годы панораму города в карандашноакварельном варианте пишет госслужащий Нерчинских заводов художник-любитель, проживавший в Николаевске с 1858 по 1859 год, Гектор Бильдзюкевич. Известно, что оба художника были хорошо знакомы, вместе рисовали одни и те же пейзажи, и, похоже, художник-профессионал помогал любителю в творчестве. У Бильдзюкевича в творчестве была своя цель – он создавал личный «Живописный альбом», в котором также изображен вид города. Иллюстрация датирована автором 1859 годом с подписью, что рисовал с натуры Гектор Бильдзюкевич. Карандашно-акварельный рисунок сделан им с Константиновской батареи с той же позиции, что и панорама 1858 года, на которой об этом указано. Если иллюстрация художника-любителя не вызывает сомнения, что это рисунок, то панорама 1858 года настолько совершенна, что производит впечатление фотографии. Указание на то, что г. Николаевск именно снят с Константиновской батареи, тоже наводит на мысль о фотосъемке. Но, оказывается, в то далекое время слово «снять» использовалось и при создании точного рисунка с какого-либо объекта. Обе панорамы города, таким образом, все же рисунки, выполненные карандашом и акварелью филигранной техникой. Однако класс рисунка 1858 года художника-любителя отличаются разительно и композицией, и пропорциями объектов изображения (илл. № 217). Исходя из указанных дат рисунков, понятно, что первым панораму города изобразил не Бильдзюкевич, как предполагалось раньше.

илл. № 217

А вот еще изображение вида города. Это книжная гравюра, представляющая собой печатный оттиск рельефного рисунка – клише, сделанного, вероятно, на дереве или другом подходящем материале. Рельефный рисунок создает другой художник-гравер, переводящий обычный рисунок или картину на плоскость материала, с которого затем делается оттиск в книге. Этот оттиск-копия (гравюра) с картины опубликован в книге-альбоме за 1895 год (XII том) «Живописная Россия», где также не указан автор ее, но дано аналогичное название, как и картины, приобретенной у Мейера императором Александром II: «Вид города Николаевска-на-Амуре» (илл. № 218). Привлекает внимание то, что гравюра отличается от карандашно-акварельного варианта за 1858 год изображением неба с облаками, лучей солнца, одухотворяющих гравюру (картину), другими деталями, переданными в черно-белом виде. Но композиция и пропорции объектов все те же, что и подтверждает авторство картины Мейера. Отсюда следует, что художник, вернувшись в Петербург, воплотил свой акварельно-карандашный вариант картины в великолепную панораму города, написанную маслом.

илл. № 218

Могла ли быть эта какая-нибудь другая картина. Конечно, нет. Доказательно совпадают все аргументы за это и во времени, и в пространстве с участием в них людей, событий, обстоятельств.

Картина была хорошо известна в Академии художеств Петербурга, и с нее, как и с других картин Мейера, была сделана копия-гравюра. Таким образом, она в виде гравюры и сохранилась. Видимо, в соответствии с правилами того времени авторство художников при этом не указывалось, ведь в создании гравюры участвовали как бы два человека – автор картины и художник-гравер.

До сего времени гравюра (картина) узнана не была, т. е. авторство Е. Мейера оставалось неизвестным. Она опубликовалась лишь однажды в «Живописной России». Искусствоведы, зная художника Мейера, картину эту до сих пор не обнаружили. Архивисты нашли гравюру под соответствующим названием, но не знают о существовании такого художника. Они прислали фотографию ее без указания автора В. И. Юзефову, который, имея фотографии акварели и гравюры, не сопоставил их и не связал с именем Мейера, возможно, и потому, что фотография гравюры была некачественная – без изображения лучей солнца и других деталей, отличающих ее от акварели.

Если представить эту картину в красках, то она должна производить завораживающее впечатление на зрителя. Вообразите себе голубовато-лазоревое небо, розовые облака, пронизанные пучками золотистых лучей восходящего солнца, малахитовую гладь Амура с переливающейся солнечной дорожкой, изумрудные леса, синие горы – восхитительный вид. А еще представьте заинтересованные в воссоздании утраченной картины лица членов городской и краевой власти, просвещенных деловых людей и романтичных горожан, и тогда вы поймете, что эта картина – не просто шедевр, а связующая нить времен нашего города, и если она рвется, потерянные концы ее необходимо найти и связать, тем более что в 2008 году картине исполнилось 150 лет. Но власть и общество оказались равнодушны к картине.

В 1857 году художник-путешественник Е. Мейер побывал в селе Тыр, расположенном в 100 км. от Николаевска, напротив Амгуни при впадении ее в Амур. Здесь он написал две картины. Авторство одной картины Мейера было разгадано владельцем ее только в 1996 году, хотя сама картина опубликована им не была (илл. № 207). Гравюра второй картины была репродуцирована только раз в 1895 году в «Живописной России», XII томе (илл. № 206).

Китайские памятники, поставленные в 1413 и 1433 гг. на Тырском утесе, включают два храма, две колонны – малую и большую, две памятные плиты с текстами. Единого мнения историков по расположению их на ландшафте утеса нет. Обе картины явились важнейшими историческими документами, уточняющими локализацию китайских памятников на Тырском утесе. Они стали своеобразным подарком художника дальневосточным историкам – научным автографом его.

До почтенного возраста доживают только лучшие картины. Их не трогает рука судьбы, и за долгое время жизни они вбирают в себя энергию людей и космоса, а затем, как намоленные иконы, завораживают и подпитывают энергией своих владельцев. Мне это стало понятно, когда я, как краевед, попал на след интересующей меня картины и долго не мог получить ее фотокопию от владельца. А получив, стал испытывать такое же нежелание делиться этим волшебным источником, вызывающим не только восхищение чарующими красками, но и наполняющим душу блаженным покоем и умиротворением. Однако картина явилась еще и важным историческим документом, позволяющим постигнуть загадку Тырских памятников, так и не раскрытую историками.