Вуали Фредегонды - Жан-Луи Фетжен Страница 10

Но дорога в Лоден шла через лес, прямо на запад, а они двигались к югу. Вокруг них, сколько хватало глаз, простиралась голая равнина, открытая всем ветрам, — по цвету она почти сливалась с сероватым небом. Римская Дорога пересекала ее сплошной чертой, пролегая на некотором расстоянии от Изары. [19]Суассон, столица… В Суассоне был король Хлотар, сын великого Хловиса и правитель салических франков. Девочка украдкой сунула руку под плащ и плотнее прижала к животу поясок из змеиной кожи. Змеиное яйцо по-прежнему висело на поясе, в кожаном мешочке. Значит, оно все-таки защитило ее? Как она могла в этом усомниться хоть на миг? Мать и Старшая были схвачены, осуждены и приговорены к рабству. Но не она. Змеиное яйцо отвело от нее клеветнические обвинения, и вскоре она должна была оказаться в королевском дворце.

Одна, не разделившая свою удачу ни с кем… Ее вновь охватил стыд при мысли о том, что она не отдала Старшей змеиное яйцо много лет назад и тем самым все равно что сама приговорила ее. Но вместе со стыдом пришло какое-то незнакомое ощущение — словно внутри зажегся маленький слабый фитилек, пламя которого согревало ее. Как будто сами боги ее хранили. От судьбы не уйдешь, и удача оставила Старшую в тот момент, когда сама она оставила свою младшую подругу одну в лесу.

— Эти проклятые скоты еле тащатся! — проворчал погонщик и поскреб бороду. — Так я, чего доброго, засну… Ты знаешь какие-нибудь песни, малышка?

Девочка подняла на него блестящие от слез глаза, но она больше не плакала. Да, ей хотелось петь! Глухой скрип колес, размеренная поступь быков, отдаленный свист ветра — все это сливалось в убаюкивающую мелодию, и девочка принялась напевать медленную песенку, хлопая в ладоши после каждой строчки:

Что я тебе сделала,

Кроме того, что принесла слова мира?

Мир я тебе предлагаю,

Почему же ты объявляешь мне войну?

Это была монотонная грустная песенка, которую давным-давно пела им со Старшей Уаба на ночь, играя на лютне. Девочка помнила всего несколько первых куплетов, но ее чистый голосок в угнетающей тишине их безмолвного шествия глубоко тронул всех мужчин. Вплоть до самого заката она пела для стражников и погонщиков, раз за разом повторяя эту простую жалобу.

Вечером они разбили лагерь на берегу Изары. Пока франки ставили удочки и садки в зарослях камыша, девочка помогла погонщикам накормить быков, потом вместе с возницей отправилась собирать хворост для костра.

— Подожди-ка! — неожиданно воскликнул тот. — А ты ведь еще так и не сказала, как тебя зовут!

Лицо девочки тотчас же окаменело. Она наклонилась, чтобы подобрать большой сук, но ее замешательство не ускользнуло от ее спутника.

— Меня зовут Эврар, — произнес он нарочито безразличным тоном, не прекращая собирать сухие ветки. — На языке франков это означает Бесстрашный кабан… Мне дали это имя, когда я поступил на службу к королю. Банбо [20]— это грубо звучало, слишком уж по-галльски…

Он расхохотался, швырнул охапку хвороста прямо на середину их крохотного лагеря и пошел к повозке за сухой соломой.

— Во дворце у всех франкские имена, кроме рабов, — сама увидишь, — продолжал он. — И, поскольку все говорят на одном языке, никто не замечает разницы. Лучше всего по-прежнему римские имена, но это не для простых людей вроде нас Для этого надо по крайней мере уметь читать… А если ты будешь служить принцессе, тебе придется окреститься. Так как тебя зовут?

Девочка подошла к нему с большой охапкой хвороста На сей раз она выдержала его взгляд, но по-прежнему ничего не ответила.

— Понимаю, — кивнул Эврар. — У тебя нет имени… Но об этом ни в коем случае нельзя говорить, потому что это отличает рабов. Раба можно убить, изнасиловать, отобрать у него детей — все, что угодно. Но со свободной женщиной никто не посмеет такое сотворить — Иначе придется заплатить тридцать золотых су. [21]

Когда девочка свалила хворост на землю, Эврар неожиданно схватил ее за руку, что заставило ее испуганно поднять глаза.

— Вот видишь, я просто схватил тебя за руку. А за это — больше тысячи денье! За одно только это! Мне бы понадобилось несколько лет, чтобы их собрать…

— А если… если кто-то переспит со свободной женщиной?

— Ты хочешь сказать — без ее согласия?

— Да.

— Никто не осмелится такое сделать со свободной женщиной, — твердо ответил погонщик.

Некоторое время он изучал ее лицо, потом кивнул, словно бы в подтверждение своей догадки.

— Это с тобой и случилось? Тот монах?..

Поскольку девочка не отвечала, Эврар лишь глубоко вздохнул и слегка пожал плечами.

— Вот видишь… Это потому, что у тебя нет имени. Ты вроде как и не существуешь. Если хочешь жить спокойно, надо, чтобы у тебя было франкское имя, а иначе…

Он отошел и начал раскладывать солому вокруг места для костра, чтобы каждый мог устроить себе постель на ночь. Девочка последовала за ним, как собачонка.

— Ничего, мы это уладим, — продолжал Эврар. — Так, дай-ка подумать… Королеву зовут Арнегонда. У Хлотара есть и другие женщины — Гонтека, Вольдетруда и Радегонда, но она, кажется, стала монахиней… До нее была еще Ингонда — ее собственная сестра… Но та умерла…Gonde - это означает война. Хорошее имя для франкской женщины…

В этот момент послышались радостные крики, прервавшие его на полуслове. Двум стражникам удалось убить выдру, и они с торжеством потрясали ею в воздухе. К ним присоединился и второй погонщик. Они бросили ему тушку выдры, чтобы тот ее приготовил. Когда они вернулись в лагерь, то удивленно переглянулись, снова услышав песенку девочки, которая теперь звучала более воинственно:

Мир я тебе предлагаю,

Почему же ты объявляешь мне войну?

— А почему бы и нет? — пробормотал Эврар, в раздумье глядя на нее. — Звучит неплохо…

Девочка невольно покраснела под его пристальным взглядом — погонщик размышлял о чем-то, и его губы беззвучно шевелились в густой бороде.

— Война, мир… — наконец произнес он вслух. — В тебе есть и то, и другое, это сразу видно… Я нашел для тебя имя, малышка «Мир и война» — вот так тебя отныне будут звать. Frid gunth… Фредегонда.

Это был новый мир, новая жизнь, возрождение. Когда я жила в деревне, мы боялись франкских солдат. Нам запрещалось с ними разговаривать, даже смотреть на них. Говорили, что они вытворяют с детьми ужасные вещи. И вот я оказалась среди франков — не 6 результате колдовства, а всего лишь благодаря доброте погонщика быков… Меня вымыли и одели, и Одовера взяла меня к себе на службу. И после этого Эврар навсегда исчез из моей жизни. Первые недели я жила в постоянной тревоге, опасаясь разоблачения, но очень быстро выяснила, что большинство обитателей дворца — и благородные особы, и слуги — были такими же франками, как я. Достаточно было захотеть считаться франком, чтобы все считали тебя таковым.