Эхнатон, живущий в правде - Нагиб Махфуз Страница 10

Я обсудил будущее страны со жрецами Амона, и мы пришли к соглашению. Я тут же начал действовать и попросил аудиенции у царицы, несмотря на то что она носила траур и была занята мумификацией ^[19] тела мужа. Горе не мешало царице оставаться сильной и стойкой. Я решил сказать ей все, чего бы это мне ни стоило.

— Государыня, я пришел высказать законному матриарху империи то, что у меня на уме. — Судя по взгляду, который бросила на меня Тийя, она прекрасно знала, о чем пойдет разговор. — Всем известно, что наследник престола не почитает наших богов.

— Не верь всему, что слышишь, — ответила она.

— Ваше величество, я готов поверить вашим словам, — быстро ответил я.

— Он поэт, — сказала она. Ее ответ меня не удовлетворил, но я хранил молчание до тех пор, пока Тийя не добавила: — Он выполнит все свои обязанности.

Я собрал остатки смелости и промолвил:

— Моей царице хорошо известно, какими бедами для престола может обернуться оскорбление богов.

— Твои страхи беспочвенны, — с досадой ответила она.

— Если потребуется, мы можем передать трон одному из ваших младших сыновей, а вы будете при нем регентшей.

— Империей будет править Аменхотеп IV. Он — наследник престола.

Так любящее материнское сердце победило в царице мудрость. Она потеряла последнюю возможность исправить дело и снабдила судьбу оружием, которое нанесло нам роковой удар. Безумный наследник вернулся как раз вовремя, чтобы присутствовать на погребении царя.

Вскоре после этого меня вызвали на официальный прием к будущему фараону. Тогда я впервые увидел его вблизи. Он был довольно смуглым, с мечтательными глазами и тонким, хрупким телом, явно напоминавшим женское. Черты его лица были уродливыми и отталкивающими. Это презренное создание не заслуживало трона; он был так слаб, что не мог бросить вызов и мухе, не говоря о Хозяине Богов. Я испытывал отвращение, но не показывал виду, вспоминая слова мудрых людей и великих поэтов — слова, которые помогали мне хранить терпение. Он смерил меня взглядом, не враждебным, но и не дружеским.

Я был так ошеломлен его внешностью, что не мог вымолвить ни слова.

— Из-за тебя мне пришлось пережить множество неприятных разговоров с родителями, — наконец промолвил он.

Ко мне снова вернулся дар речи.

— Моя единственная цель в жизни, — сказал я, — это служение Амону, трону и империи.

— Не сомневаюсь, у тебя есть что сказать мне, — ответил он.

— Государь, — начал я, готовясь к битве, — я слышал огорчительные новости, но не верил им.

— Ты слышал правду, — с виду беспечно сказал он. Я вздрогнул, а он продолжил: — Я — единственный верующий в этой языческой стране.

— Не верю своим ушам.

— Обязан поверить. Нет бога, кроме Единственного и Единосущего.

— Амон не простит подобного святотатства! — Я пришел в такой гнев, что больше не заботился о последствиях своих слов; моей единственной заботой была защита Амона и наших божеств.

— Никто, кроме Единственного и Единосущего, не может даровать прощение, — с улыбкой ответил он.

— Чушь! — дрожа от злости, крикнул я.

— В Нем весь смысл этого мира. Он — создатель. Он — сила. Он — любовь, мир и счастье. — Потом царевич бросил на меня пронизывающий взгляд, не вязавшийся с его хрупкой внешностью, и продолжил: — Я призываю тебя поверить в Него.

— Бойся гнева Амона! — яростно воскликнул я. — Он создает, и Он уничтожает. Он дает и отбирает, помогает и отказывает в помощи. Страшись Его мести, ибо она падет на всех твоих потомков, уничтожит твой трон и империю!

— Я — всего лишь ребенок в безбрежном пространстве Единственного и Единосущего, бутон в Его саду и слуга под Его началом. Он даровал мне свою нежную любовь и открылся моей душе. Он наполнил меня сияющим светом и прекрасной музыкой. Все остальное не имеет для меня значения.

— Наследник престола не станет фараоном до тех пор, пока не будет коронован в храме Амона.

— Я буду коронован на поляне, под солнечными лучами, и благословит меня сам Создатель.

Мы расстались врагами. На моей стороне были Амон и его последователи. На стороне Эхнатона — наследие его великого рода, привычка подданных обожествлять фараонов и его безумие. Я готовился к священной войне и ради Амона и моей страны был готов пожертвовать всем. Я взялся за дело безотлагательно.

— Новый фараон — еретик, — сказал я жрецам. — Вы должны знать про его отступничество и сообщить о нем каждому жителю страны.

— Смерть еретику! — яростно воскликнул Тото.

Я тоже был вне себя, но считал, что гневу Тото следует придать другое направление. По моему плану, он должен был сделать вид, что присоединился к еретику, и стать нашими глазами во дворце. Что же касается царя, то он тоже не тратил время даром. Он был коронован с благословения своего так называемого бога. И даже построил для него храм в Фивах, городе Амона, объявил о новой религии кандидатам на руководящие посты, и в конце концов виднейшие вельможи Египта подтвердили свою веру в нового бога. Причины у каждого были свои, но цель одна — удовлетворить свое честолюбие и обрести власть. Возможно, отвергни они его религию, все бы пошло по-другому. Но они продались, как последние шлюхи. Взять хотя бы мудреца Эйе. Он считал себя членом царской семьи и был ослеплен желанием славы. Мотивы храброго воина Хоремхеба ^[20] были иными. Он был человеком истинной веры; происходившее было для него всего лишь заменой одного имени другим. Но все остальные были бандой лицемеров, рвавшейся к богатству и власти. Если бы в критический момент они не одумались и не покаялись в грехах, то заслуживали бы смерти. В конце концов они спасли свои жизни, но я не питал уважения ни к одному из них.