Война детей - Илья Штемлер Страница 10

Матери моей посвящаю

Со стариком Нури я познакомился при довольно смешных обстоятельствах.

Я сидел на скамейке в тени дерева и ждал, когда откроют окошко под табличкой «Прием и выдача анализов». Мама поручила взять ее анализы, а окошко все не открывали, и я рисковал опоздать в школу.

На длинной скамье сидели люди с банками и бутылками в руках. Ближе всех к окошку сидел одноглазый старик. В ногах у него стояла огромная плетеная корзина – зембиль, из которой торчала литровая бутылка, заткнутая газетной пробкой.

Когда окошко открыли, старик оказался первым.

– Мне только получить надо, – сказал я, протискиваясь к окну.

– Иди, иди, – длинный палец старика, похожий на стручок, уперся мне в грудь. – Очередь становись. Иди.

Я возмутился: получить справку – секундное дело! Достаточно того, что я выстоял три часа вчера, когда сдавал эти анализы.

– Иди, говорю. Такой здоровый! Иди! Становись очередь, – повторил старик и вытащил бутылку.

Медсестра удивленно посмотрела на старика.

– Сколько дней вы собирали?

– Три, – с готовностью ответил старик, затем подумал и накинул еще один день. – А что, мало?

– Много, – ответила медсестра. – Это не годится.

– Как не годится? – возмутился старик, но, видно, решил не обострять отношения с медсестрой – голос его зазвучал просительно: – Почему не годится? Думаешь, старик Нури вылечился? Я воспользовался недоразумением, протиснулся к окну, назвал фамилию и получил справку. Это вывело старика из себя окончательно:

– Без очереди пролез – большой спасибо, да?! А Нури с утра здесь, ему говорят: «Не годится». А что годится? Блат годится?! Мне было интересно, чем закончится эта история, но я опаздывал в школу. Так впервые я встретился с одноглазым Нури.

В нагорной части города, за кладбищем, были разбросаны огороды семей фронтовиков – их называли пригородное хозяйство. И я каждый день трясся в трамвае, чтобы натаскать в огород несколько ведер воды. Вскоре я договорился со своим приятелем Шуриком – их огород был рядом с нашим. Один день ездил я и заодно поливал его огород, на другой день ездил Шурик и заодно поливал мой. На пустыре, отделяющем наши огороды, разместили пункт по сбору утиля – деревянный сарай – и позади него склад.

Как-то у меня пропало ведро. Правда, ведро было старое и ржавое, но воду еще держало и для поливки огорода было самым подходящим ведром. «Может, Шурка оставил на своем участке?» – подумал я и отправился через пустырь.

Проходя мимо склада утиля, я увидел отличное, почти новенькое ведро, правда сильно помятое, с отбитой эмалью. К тому же с деревянной ручкой, чтобы не резало пальцы. Ведро лежало у самого забора, и чтобы его достать, надо было слегка отодвинуть доску.

Я остановился. Ведро мне очень нравилось, но я сильно трусил. А если склад охраняют? Но ведро звало, кричало, поворачивалось ко мне деревянной удобной ручкой. А вдруг и на Шуркином огороде нет нашей старой посудины?

Я достал ключи от квартиры и незаметно подкинул их на территорию склада, в сторону ведра. Потом подошел к забору вплотную и крикнул, правда не очень громко:

– Эй, охранник! Я ключи уронил… Эй!

Никто не откликался. Я постоял минуту, потом, не скрываясь, смело, будто не чувствуя за собой вины, отодвинул доску и шагнул за ограду.

Обратно я шел с двумя ведрами и твердым намерением закинуть одно за ограду, как было. Но затем я передумал – я решил вернуть ведро утильщику, объяснив, что нашел возле склада.

Утильщик сидел за конторкой и держал на вытянутых пальцах блюдце с чаем.

– Слушай, обед, слушай, – произнес он и поставил блюдце на барьер.

Тут я узнал одноглазого старика Нури, которому так не повезло в поликлинике. Наверняка он меня не узнал, и мне захотелось спросить, сдал ли он свои анализы.

– Хорошо, ставь весы, – вдруг согласился старик.

– Я случайно нашел… – начал было я.

– Меньше говори, меньше говори… Два кило! Это стоит тридцать копейка. Иди! Иди! – старик сунул мне в карман тридцать копеек, а ведро бросил в угол, напутствуя меня жестом, который можно увидеть лишь в Баку (правда, через много лет я встретил этот жест в итальянских фильмах).

Все это произошло молниеносно.

– Это ведро я нашел… – начал было я снова.

– Ты что, танк нашел, да? Диражабль нашел? Один ведро нашел ты! Такой ведро стоит тридцать копейка. Не хочешь – бери назад. Иди танк найди, тогда посмотрим… Иди, говорю, обед! А другой ведро? Нет? Иди! – старик презрительно оглядел меня единственным глазом и повторил прежний жест.

Он видел во мне маленького сквалыгу, который за одно ведро хотел получить черт знает что и, считая себя обманутым, передумал сдавать второе.

Я вышел. Я получил тридцать копеек, а за что? Ну и черт с ним, сам не дал мне и слова сказать, ненормальный какой-то старик. Наверняка у него отвратительные анализы, черт бы его взял!

Мне хотелось оправдать себя, свалить все только на старика. Я не хотел себе признаться, что мог же я, в конце концов, ему все объяснить, а не уйти. Однако я все-таки ушел. Подумаешь, тридцать копеек. Один трамвайный билет…