Повседневная жизнь древнегреческих женщин в классическую эпоху - Пьер Брюле Страница 10

Первоначальная женщина была пустой, и в этой пустоте заключалась ловушка. Ее соблазнительность бросается в глаза. Афродита и сопровождающие ее божества: Хариты и Оры, рассыпающие цветы и кокетливые улыбки, все ведут ее к апогею харизмы. Подобно телу «гривастой кобылицы», это желанное тело является западней, куда попадает муж. Прекрасно. Хотя из-за разделяющей нас культурной дистанции мы не очень хорошо понимаем, почему отсутствие умения ткать могло лишить первую женщину части соблазнительности. Вероятно, ткань уподобляется символическим и магическим сетям, расставляемым женщиной для мужчины. Или во взглядах архаичных поэтов на женщину отражена «экономическая» часть брака (чего она стоит, что она приносит), поскольку, имея в супругах посредственную ткачиху, вы обречены носить плохую одежду...

Чтобы рассказать о западне Пандоры, Гесиод также использует в качестве метафоры улья, но теперь роли меняются. Женщина идентифицируется с трутнем, который, забившись на дно улья-дома, «пожинает чужие труды» (ср. с «жиреющей» женщиной-собакой), то есть труды пчел. А кто же пчелы? Те, кто «с утра и до ночи, покуда не скроется солнце, / Изо дня в день суетятся и белые соты выводят», то есть мужчины. Пока пчелы кружат вокруг улья и трудятся, женский род ^[20], олицетворяемый паразитами-трутнями, «пожинает чужие плоды в ненасытный желудок»! И этот паразит женского рода с самого рождения не способен обуздать свой аппетит, чтобы иметь возможность приспособиться к «бедности горькой». А ведь эта добродетель пронизывает греческую мораль, начиная с Биаса, одного из семи мифических мудрецов, который считал, что «несчастен тот, кто не выносит несчастья», до классической эпохи, где уважали супругу, «переносящую бедность». Супруги же Гесиода — «спутницы только в богатстве».

Западня наиболее эффективно действует именно изнутри. Заняв свое место, женщина «съедает дом», в котором она устроилась. Этому образу женщины-трутня, находящемуся всегда во главе стола (ср. с женщинами свиньей, ослицей и землей), Гесиод выносит приговор: «Нам на великое горе они меж мужей обитают». Из-за ненасытного женского аппетита мужчина ощущает, как разрушается его плоть. Жить с женщиной — значит впускать к себе голод и рисковать своим здоровьем. К тому же женщина использует аргументы, против которых он не в силах бороться: слишком много разума теряет мужчина в присутствии «разряженного крупа» какой-нибудь женщины (женщина-кобылица, Пандора), к тому же она столь ненасытна в любви, что и «такой силач, как он, засохнет на корню». В античной Греции зачастую есть и совокупляться — одно и то же. Живя вместе с женщиной-ртом или женщиной-влагалищем, мужчина сперва теряет покой, а потом голову. Зевс, посылая людям прекрасное зло, полностью меняет природу наказания, делая его не временным, а постоянным: постоянный соблазн, исходящий от женщины, гарантирует Зевсу постоянное действие ловушки. Мужчина начинает любить то, что стоит ему стольких несчастий.

Мужчина может избежать «женских вредительных дел» и выбраться из вечной ловушки, если своим уделом выберет одиночество. Но это уже другая история. Разумеется, тот, кто не берет в «дом» женщину, не испытывает недостатка. В позднейших женоненавистнических рассуждениях появляется назойливое повторение; отец твердит: дочь означает траты на еду; муж твердит: жена означает траты на еду... Без дочери, без жены — вот каким образом мужчина лучше питается и богатеет. Но речь идет не только о хлебе насущном, мужчина озабочен тем, что станет с его добром. Ведь как только он умирает, «то получит наследство какой-нибудь родственник дальний». А это означает обрушение всех основ, на которых покоится «дом». Самоубийственная перспектива для потомства (с последующими заботами: кто позаботится о месте погребения?). Размышляя о женитьбе, он отдает себе отчет, как мало у него шансов выиграть в «свадебной лотерее» пчелу, но даже если ему повезет, он понимает, что всю его жизнь зло будет «с добром состязаться без передышки». В противном случае (более частом) «в груди его душу и сердце / Тяжкая скорбь наполняет. И нет от беды избавленья!». Мораль, провозглашенная позднее Цезарионом: