Николай II - Сергей Фирсов Страница 10

Конечно же основное внимание родители обращали на воспитание именно старшего сына — наследника, к которому в 1877 году был приставлен специальный воспитатель — генерал Григорий Григорьевич Данилович, ставший также наставником великого князя Георгия. Насколько удачным оказался выбор, судить трудно, однако почти все современники, знавшие Даниловича, отзывались о нем нелестно. Он считался выдающимся педагогом, но, как писал генерал Н. А. Епанчин: «Одно дело быть директором корпуса, в котором было несколько сот воспитанников, и другое — быть воспитателем будущего императора».

Генерал Данилович был человеком «старой школы»: родился в 1825 году, обучался в годы правления Николая I, пройдя курс в Александровском царскосельском и 1-м Полоцком кадетских корпусах, в Дворянском полку и в офицерских классах артиллерийского училища, затем преобразованных в Михайловскую артиллерийскую академию. В 1854 году начал военно-учебную деятельность, став инспектором классов 2-го кадетского корпуса, а спустя несколько лет его директором. Преобразованный в военную гимназию в 1863 году, этот корпус превратился в «кузницу» военно-педагогических кадров: в 1865-м там учредили педагогические курсы для подготовки учителей военных гимназий.

Данилович, более всего ценивший дисциплину и послушание, не составил плана воспитания будущего императора, как это делал В. А. Жуковский для сына Николая I — цесаревича Александра Николаевича. «Мне кажется, — вспоминал Н. А. Епанчин, — что не было достаточного наблюдения за работой преподавателей и вследствие этого в образовании цесаревича были существенные пробелы, даже в то время, когда ему шел двадцать шестой год и когда волею судьбы ему суждено было в ближайшее время вступить на престол». Г. Г. Данилович, впрочем, и не мог «достаточно» наблюдать за работой преподавателей — в семье Александра III на него смотрели только как на инспектора классов, то есть своего рода классного надзирателя; императрица звала его просто «Гоша», неоднократно и при детях позволяя насмешки в адрес генерала.

Не имея системы, которой можно было бы придерживаться в деле воспитания наследника престола, генерал пытался в силу своего разумения расширять знания великого князя (однажды, например, поставил в классной комнате скелет — для лучшего изучения анатомии). Несерьезное отношение к педагогическим вопросам отмечал и близкий к императорской семье граф С. Д. Шереметев, утверждавший, что не было человека, сочувствовавшего назначению Даниловича воспитателем великого князя. Александру III все это было известно — гофмаршал двора генерал В. В. Зиновьев по этому поводу даже специально разговаривал с ним. Но ничего не изменилось: не имевший влияния, не пользовавшийся авторитетом у своих воспитанников, Данилович, тем не менее, в течение всего курса образования цесаревича оставался его наставником. Даже если согласиться с современниками, писавшими о «навязывании» генерала Даниловича Александром II, то непонятно, почему его не сменили после трагической кончины императора. Новый самодержец, скорректировавший «сценарий власти» своего отца и отдававший предпочтение формам Московской Руси (в их псевдославянофильской интерпретации), оставил прежнего воспитателя своего сына и наследника, при том что «всем своим прошлым, всеми связями и сочувствиями Данилович принадлежал Западу»!

Логичного объяснения этому дать невозможно, но все-таки показательно, что С. Д. Шереметев назвал его фатальной личностью («Один этот вкрадчивый, слащавый голос чего стоил! — писал граф. — Это однообразное отчеканивание слов и „иезуитские“ замашки! Они не прошли бесследно»). Даниловича действительно часто называли «иезуитом». «Даниловичу император Николай II обязан всем своим моральным обликом, — писал генерал А. А. Мосолов, — та необыкновенная сдержанность, которая была основным отличительным признаком характера Николая II, несомненно, имеет своим источником влияние Даниловича». Даже кончина восьмидесятилетнего генерала (в апреле 1906 года) не вызвала у современников сочувствия. «Не много пользы принесло царю его воспитание, — записала в дневнике свое мнение хозяйка «правого» политического салона столицы А. В. Богданович, — не сумел он у царя развить самостоятельности». О какой самостоятельности можно было говорить, если, по мнению преподавателей цесаревича, в частности преподавателя тактики генерала Гудим-Левковича, Данилович делал из своего питомца «умеренного, аккуратного старичка, а не бойкого юношу»! ^[13] Правда, было одно обстоятельство, которое не стоит игнорировать: генерал Г. Г. Данилович «внушил, что чудодейственная сила таинства миропомазания во время Св. Коронования способна была даровать будущему Российскому Самодержцу все необходимые познания», — писал великий князь Александр Михайлович. Подобное «внушение» могло воспитать в цесаревиче веру не только (и не столько) в получаемые знания, без которых править огромной империей невозможно, сколько надежду на их восполнение чудесным образом — посредством религиозного акта коронации.

Беспрекословное подчинение воле родителей (то есть воле отца) с течением лет стало самой «яркой» чертой характера наследника, жизнь которого и после достижения совершеннолетия (для наследника наступавшего в 16 лет) не изменилась. Примечательно, что по достижении этого возраста наследник имел право получать из Государственного казначейства 300 тысяч рублей ежегодного содержания, но Александр III решил, «что эта трата лишняя и что наследник может продолжать жить по-прежнему в родительском доме» ^[14]. Это свидетельствовало не только о бережливости царя, но и о том, что своего сына он считал недостаточно взрослым для самостоятельной жизни.

Но вернемся к вопросу об образовании Николая Александровича. Первоначально учебе отводилось двенадцать лет: первые восемь посвящались предметам гимназического курса, последние — так называемому «курсу высших наук». Впоследствии «по причине обширности и сложности курса высших наук» был добавлен еще один год для занятий. В программу гимназического курса внесли некоторые изменения — вместо древних языков преподавали элементарные основы минералогии, ботаники, зоологии, анатомии и физиологии (что, как уже говорилось, и привело к появлению возмутившего придворных скелета. «Что он его (наследника. — С. Ф.) готовит в повивальные бабки, что ли?» — возмущался Даниловичем генерал Зиновьев).

Дополнительно изучались английский язык, политическая история, русская литература, французский и немецкий языки. Так говорили официальные справки. Что касается современников, то, по мнению генерала Н. А. Епанчина, Николай II хорошо владел французским и английским, а немецким — слабо (как и все дети Александра III). Степень «хорошего» владения проверить по воспоминаниям вряд ли возможно, но известно, что для Николая II английский язык был таким же родным, как и русский. «Накануне окончания образования, — вспоминал друг детства цесаревича великий князь Александр Михайлович, — перед выходом в лейб-гусарский полк [будущий царь] мог ввести в заблуждение любого оксфордского профессора, который принял бы его… за настоящего англичанина». Но, по утверждению Александра Михайловича, цесаревич так же хорошо владел немецким и французским языками. Думается, что член дома Романовых был осведомлен лучше, чем генерал Н. А. Епанчин.