Федор Сологуб - Мария Савельева Страница 10

Однажды Маккавеев сделал своему подчиненному Тетерникову выговор за то, что его ученики не готовились к какому-то семинарскому вечеру. Федор Кузьмич искренне удивился, поскольку никогда не слышал о подготовке такого вечера. После этого объяснения директор перестал наносить Тетерникову визиты. В дальнейшем Маккавеев оправдывался болезнью, но Федор Кузьмич, судя по письмам сестре, не очень этому верил.

В другой раз учитель Тетерников отказался подписывать протоколы «педагогических заседаний» и, по словам директора, сделал в них не относящиеся к делу замечания. Федор Кузьмич в письменной форме объяснил, что не портил протоколов, а оставил на них вместо подписей «особое мнение». Протоколы за весь истекший учебный год были предложены для подписи скопом, и Тетерников не был уверен в аккуратности их составления. Более того: как ему показалось, в одном из протоколов намеренно не была отражена история с учеником Лебедевым. Тот как-то раз явился на уроки в пьяном виде, но, очевидно, пользовался покровительством начальства, поэтому не получил за свой поступок никакого взыскания.

Разрыв с администрацией семинарии был окончательным. Сестре Тетерников писал: «Ахутин помаленьку грызется с директором, да мечтает о переводе, о том же мечтает и о. Павел Иванович. Вот разве только то новое, что Дроздов примирился с директором: сначала толковал о том, что не знает, подавать ли директору руку или нет, а теперь опять в дружбе: на днях был у директора и сидел там до 4-го часа утра, вместе с Подвысоцкими» ^[9].

Федор Кузьмич не отличался открытостью, терпимостью к людям, умением прощать. О Никифоре Ивановиче Ахутине, своем товарище, с которым Тетерников был знаком еще по Учительскому институту, он оставил такие записи: «Человек, желающий взять все проценты с своих хороших качеств и всем своим говорящий о том, что он очень хорош… Некоторые привычки порядочности: не надоедает расспросами, но не всегда, однако. Хитер, из породы „себе на уме“, но недалек». Об Иване Ивановиче Кикине, с которым Тетерников после отъезда из Вытегры поддерживал переписку, он отзывался: «Вид торжественно-глупый». О своем соавторе по составлению учебника Подвысоцком: «Прославился здесь своим враньем». Неудивительно, что и в главном своем романе «Мелкий бес» писатель показал беспросветно пошлое общество: Сологуб был склонен подозревать в людях самые дурные наклонности.

Учитель пения Вытегорской семинарии Павел Тимофеевич Нечаев, его жена Вера Сергеевна и их воспитанница Ванда Тушновская были выведены Сологубом в страшном рассказе «Червяк». Имя девочки в нем не изменено. Это был первый рассказ писателя, с которым ознакомились вытегорцы: его оттиск прислал в город сам Федор Кузьмич, тогда уже служивший в Петербурге. Оттиск показался вытегорцам брошюрой, которую автор специально издал с целью им досадить. По сведениям Веры Калицкой, которая в конце 1920-х, вскоре после смерти писателя, отправилась в Вытегру изучать ранний период его творчества, большинство жителей этого города так никогда и не оценили по достоинству сочинения Сологуба.

Удивительно удачно на этом фоне складывались отношения Федора Кузьмича с учениками. Как и к Логину в «Тяжелых снах», они любили приходить к своему учителю в чердачную комнатку, где он жил и работал. Когда юношей набивалось в эту каморку столько, что сестра писателя не могла войти, чтобы внести поднос с закусками, — его брали с порога и угощались сами. Тетерников учил своих воспитанников, будущих учителей, играть в шахматы, обсуждал с ними сочинения, семинаристы клянчили у него отметки. Он улыбался и исправлял двойку на тройку с большущим минусом. Вспыльчив с учениками не был, много им рассказывал, в том числе когда оставался на ночные дежурства в интернате. Возился с тяжелобольными учениками, не ограничиваясь своими непосредственными обязанностями.

Тем временем ходили настойчивые слухи о том, что Вытегорская семинария закрывается. В ее первом классе в 1892 году остался один ученик, содержать для него учителя было нецелесообразно. Спустя пару лет Тетерников написал для журнала «Русский начальный учитель» статью под названием «По поводу закрытия некоторых учительских семинарий». Статья была вполне в духе журнала и отстаивала необходимость подготовки начальных учителей в как можно большем количестве. Учитель-публицист обнаружил, что семинарии закрывались и в других губерниях. В 1886/87 учебном году их в России было 67, в 1891/92 году осталась 61. Если в столице учителей начальных школ хватало, то в провинции на их места поступали лица без должной подготовки. Как ни странно, выходец из народа Тетерников, всеми силами рвавшийся в Петербург, настаивал на том, чтобы семинарии устраивались в деревне. Ему казалось, что не стоило развращать будущих сельских учителей городскими излишествами — кутежами, выпивкой и табаком. Каждому свое место, и десять лет в провинции научили петербуржца Тетерникова если не снобизму, то умению ценить свою, привычную среду обитания, не нарушать ее переездами, которые способны перевернуть весь строй устоявшейся жизни.

Предметом особенной заботы Тетерникова была судьба его сестры Ольги, которая в августе 1891 года наконец поступила вольнослушательницей в Повивальный институт. В преддверии закрытия семинарии Тетерников начал писать Латышеву о необходимости нового перевода по службе. Ситуация осложнялась тем, что Ольге Кузьминичне оставалось еще год проучиться в Петербурге, поэтому Тетерников нуждался в должности с квартирой и — хотя бы на этот год — с жалованьем не менее 300 рублей. Сестре необходимо было доучиться. «Тогда она будет иметь всегда возможность заработать себе пропитание, себе и матери, а я тогда могу довольствоваться не только жалованием городского учителя, но даже сельского учителя», — писал Тетерников Латышеву. Удивительно, что эти сентиментальность, склонность давить на жалость, многословность, свойственные ранней переписке Тетерникова, полностью выветрились из прозы Сологуба.

Отношения брата и сестры были весьма близкими. Современники подозревали в их любви кровосмесительную связь, но не имели никаких доказательств. Вероятнее, что нежная дружба с сестрой служила Федору Кузьмичу образцом для описания любовных отношений. Исследовательница творчества писателя Т. В. Мисникевич считает, что именно сестре посвящен ряд его текстов, в которых герой делит провинциальный быт со своей молодой подругой. К таким произведениям могут относиться стихотворение «Ирина», рассказ «Помнишь, не забудешь». Возраст юной хозяйки дома в этом рассказе примерно совпадает с возрастом Ольги Кузьминичны времен переезда Тетерниковых в провинцию. Другие ученые, подобно К. М. Азадовскому, утверждают, что в Вытегре у Федора Кузьмича была неузаконенная любовь, указывая на имя Ирина в его переписке. Но судя по письмам брата и сестры Тетерниковых, Ирина могла быть, вероятнее всего, нанятой прислугой. «Приходила Ирина проситься или нет? И ходит ли Екатерина или кто другой?» — спрашивала брата Ольга Кузьминична. Тот отвечал: «Катерина остается у нас по-прежнему… Ирина еще не приходила к нам; у нее только вчера родился мальчик». Катерина же, как следует из других писем, была прислугой Тетерниковых. В это время она ждала освобождения мужа из тюрьмы. Если бы он нашел работу в городе, Катерина могла бы остаться в доме своих нанимателей. В противном случае супруги должны были покинуть Вытегру и вернуться к себе домой — по всей видимости, в деревню. На место Катерины в конечном счете взяли не Ирину, а Анну, «ужасно глупую», как показалось Федору Кузьмичу.