Имам Шамиль - Шапи Казиев Страница 10

Адаты в каждом обществе, ханстве, а порой и в каждом ауле были свои. Кровная месть, опустошавшая целые области, тоже была адатом, хотя шариат запрещает кровомщение против кого-либо, кроме самого убийцы. Похищение невест, работорговля, земельные междоусобицы, всевозможные насилия и притеснения — множество давно прогнивших обычаев толкали Дагестан в хаос беззакония. В феодальных владениях, на глазах царских властей, процветало варварство: ханы сбрасывали неугодных со скал, выменивали дочерей провинившихся крестьян на лошадей, пытали людей каленым железом и обливали кипящим маслом, выкалывали глаза и отрезали уши. Царские генералы тоже не особенно церемонились, когда речь шла о наказании непокорных.

И все же адаты были для горцев привычны и понятны, а шариат как закон для праведников казался делом слишком обременительным.

Одни лишь проповеди, даже самые пламенные, не способны были вернуть горцев на путь истинный. И молодые адепты не замедлили присовокупить к ним самые решительные действия.

Для наглядности они решили испытать гимринского муллу. Когда горцы собрались на годекане обсудить последние новости, Шамиль сообщил мулле, что его бык забодал корову Шамиля, и поинтересовался, что мулла даст ему в возмещение убытка. Мулла ответил, что ничего не даст, так как, по адату, не может отвечать за глупое животное. Тогда в спор вступил Магомед, сказав, что Шамиль все перепутал, и это корову муллы забодал бык Шамиля. Мулла переполошился и начал убеждать собравшихся, что ошибся и что, по адату, с Шамиля причитается компенсация.

Гимринцы сначала рассмеялись, а затем заспорили — что же для них лучше: адаты, которые позволяют судить и так и этак, или шариат — единый закон для всех.

Спор был готов перерасти в стычку, но Магомед легко объяснил горцам их заблуждения и нарисовал такую пленительную картину всенародного счастья, ожидавшего горцев, если те станут жить по вере и справедливости, что решено было безотлагательно ввести в Гимрах священный шариат, а неправедного муллу удалить из общества вместе со списками богомерзких адатов.

Родители Шамиля, надеясь удержать сына от опасных увлечений и новых странствий, решили его женить. Шамиль был завидным женихом, и невесту нашли быстро, здесь же — в Гимрах. Скоро справили и свадьбу. Шамиль женился не по влечению сердца, а лишь по настоянию родителей, что в горах было обычным делом. Через месяц, убедившись, что дело распространения шариата имеет мало общего с размеренной семейной жизнью, Шамиль со своей женой развелся.

Прослышав о новшествах, в Гимры поспешили соседи, приглашая ввести шариат и у них. По такому случаю Магомед написал «Блистательное доказательство отступничества старшин Дагестана». В этом страстном трактате он обрушился на приверженцев адатов:

«Нормы обычного права — собрания трудов поклонников сатаны.

…Как же можно жить в доме, где не имеет отдыха сердце, где власть Аллаха неприемлема?

Где святой ислам отрицают, а крайний невежда выносит приговоры беспомощному человеку?

Где презреннейший считается славным, а развратный — справедливым, где мусульманство превращено в невесть что?

…Все эти люди разбрелись к нынешнему времени из-за бедствий и вражды.

Их беспокоят свое положение и свои дела, а не исполнение заповедей Аллаха, запрет осужденного исламом и верный путь.

Из-за своего характера и грехов они раздробились и ими стали править неверные и враги.

Я выражаю соболезнование горцам и другим в связи со страшной бедой, поразившей их головы.

И говорю, что если вы не предпочтете покорность своему Господу, то да будьте рабами мучителей».

Это воззвание стало манифестом вспыхнувшей в горах духовной революции.

Магомед обходил аул за аулом, призывая людей оставить адаты и принять шариат, по которому все люди должны быть свободны и независимы и жить как братья. По словам очевидцев, проповеди Магомеда «будили в душе человека бурю».

Шариат распространялся как очистительный ливень, сметая недовольных мулл, лицемерных старшин и терявшую влияние знать.

Аслан-хан Казикумухский вызвал Магомеда к себе и стал упрекать, что он подбивает народ к непослушанию: «Кто ты такой, чем ты гордишься, не тем ли, что умеешь изъясняться на арабском языке?» — «Я-то горжусь, что я ученый, а вот вы чем гордитесь? — отвечал гость.— Сегодня вы на троне, а завтра можете оказаться в аду». Объяснив хану, что ему следует делать и как себя вести, если он правоверный мусульманин, Магомед повернулся к нему спиной и начал обуваться. Ханский сын, изумленный неслыханной дерзостью, воскликнул: «Моему отцу наговорили такое, что собаке не говорят! Если бы он не был ученым, я отрубил бы ему голову!» Выходя из дома, Магомед бросил через плечо: «Отрубил бы, если бы Аллах позволил».

Горячие приверженцы нового учения сравнивали Магомеда с самим Пророком. Люди переставали платить налоги и подати, наказывали отступников, возвращались к истинной вере. Брожения и бунты охватывали уже подвластные царским властям области.

Опасаясь за свою власть, шамхал Тарковский — крупнейший владетель Дагестана — пригласил Магомеда для введения шариата в Тарки — столицу шамхальства на берегу Каспия. Явившись к шамхалу, Магомед заявил: «Не знания должны идти за человеком, а человек за знаниями». Поведение и речи богоугодника так поразили шамхала, что он обещал незамедлительно ввести в своих владениях шариат и непременно обратиться из грозного владыки в смиренного праведника. Но вместо этого, едва придя в себя от наваждения, бросился в Темир-Хан-Шуру и потребовал от царских властей положить конец успехам проповедников.

Власти, однако, не придали этому особого значения, полагая, что шариатисты могут быть даже полезны в смысле обуздания ханов, дикие нравы которых возбуждали в населении ненависть к властям.

Зато силу нового учения хорошо понял почитаемый в горах ученый Саид Араканский. Он написал своим бывшим ученикам письма, в которых требовал оставить опасные проповеди и вернуться к ученым занятиям. В ответ Магомед и Шамиль призвали его поддержать их в деле введения шариата и сплочения горцев для освободительной борьбы, пока царские войска, расправившись с восставшими чеченцами и жителями Южного Дагестана, не принялись за высокогорные аулы, которым уже некого будет звать на помощь.

Араканский не соглашался, полагая, что дело это безнадежное и непосильное. Тогда Магомед обратился к его многочисленным ученикам: «Эй, вы, ищущие знаний! Как бы ваши аулы не превратились в пепелища, пока вы сделаетесь большими учеными! Саид может дать вам только то, что имеет! А он — нищий! Иначе бы ему не понадобилось царское жалованье!»

Уязвленный Саид Араканский собрал своих сторонников и открыто выступил против Магомеда. Но было уже слишком поздно. Приверженцы шариата явились в Араканы и разогнали отступников. Саид бежал к шамхалу Тарковскому, сказав, что его кусает щенок, которого он сам выкормил. Саид любил хорошее вино, и в Араканах его оказалось достаточно, чтобы исполнить волю Магомеда: дом бывшего учителя был залит вином доверху, пока не рухнул. Ручейки с дьявольским зельем текли по аулу несколько дней, а захмелевшие ослы и домашняя птица изрядно повеселили араканцев.