Ода политической глупости. От Трои до Вьетнама - Барбара Такман Страница 10

Препятствием стали Соединенные Штаты, которые настойчиво отказывались признавать поэтапное продвижение Японии в Китае и все реже соглашались предоставлять сырье для дальнейшей экспансии. На мнение США влияли зверства японцев в Китае, нападение на американскую канонерку «Панай» и другие события. В 1940 году Япония заключила Трехсторонний пакт, став партнером гитлеровской Германии, и вторглась в Индокитай, принадлежавший Франции, когда та признала себя побежденной. В ответ США заморозили японские активы и ввели эмбарго на поставки лома черных металлов, нефти и авиационного керосина. Затянувшиеся дипломатические переговоры в попытке достигнуть согласия оказались бесплодными. Несмотря на свой изоляционизм, Америка отказывалась признавать господство Японии над Китаем, тогда как Япония не признавала никаких ограничений или запретов на свободу операций по всей Азии.

Ответственные политики Японии, в отличие от военных-экстремистов и политиков-«энтузиастов», не хотели развязывать войну со Штатами. Они не желали, чтобы Америка вмешивалась, препятствуя Японии постепенно завоевывать Азию. Они считали, что цели можно достичь без того, чтобы дразнить спящего дракона, — покоряя пядь за пядью, не гнушаясь пыток, казней и обличительной риторики, а также прибегая к тактике скрытого запугивания в партнерстве с Гитлером. Когда же все эти методы привели к тому, что американское беспокойство усилилось, японцы, недолго думая, решили: если они захватят свою первую цель — жизненно важные ресурсы Голландской Индии, Соединенные Штаты объявят им войну. Как добиться одного, не провоцируя другого, — над этим вопросом Япония билась на протяжении 1940–1941 годов.

Чтобы после захвата Голландской Индии доставлять сырье в Японию, требовалось защитить каналы поставок от угроз со стороны ВМС США в юго-западном секторе Тихого океана. Адмирал Ямамото, главнокомандующий японского военно-морского флота и инициатор удара по Перл-Харбору, понимал, что у Японии нет надежды на полную победу над Соединенными Штатами. Он говорил премьеру Коноэ: «Я совершенно не верю, что нас хватит на два или три года». Он считал, что военные действия против голландских колоний в Индостане «приведут к преждевременному началу войны с Америкой», и решил форсировать это событие, чтобы уничтожить американские силы «смертельным ударом». А затем, после завоевания Юго-Восточной Азии, Япония получит ресурсы, необходимые для продолжительной войны с целью установления гегемонии над сферой взаимного процветания. И адмирал предложил «решительно атаковать и уничтожить основной флот Соединенных Штатов на начальном этапе войны, чтобы боевой дух ВМС США и всех американцев снизился и уже не восстановился». Это поистине безумное предложение поступило от человека, который неплохо знал Америку, учился в Гарварде и служил военно-морским атташе в Вашингтоне!

Подготовка к дерзкому удару по Тихоокеанскому флоту США на базе Перл-Харбор началась в январе 1941 года; при этом все плюсы и минусы нападения активно обсуждались в правительстве и в генштабе на протяжении всего года. Сторонники предупредительного удара обещали, правда без особой уверенности, что этот удар удержит США от любого возможного вмешательства, а также, как они надеялись, от боевых действий в целом. А если этого не произойдет, спрашивали сомневающиеся, что тогда? Ведь Япония не в состоянии выиграть продолжительную войну с Соединенными Штатами, и само существование нации будет поставлено на карту. За время обсуждения предостерегающие голоса не затихали ни на минуту. Премьер-министр принц Коноэ ушел в отставку, военачальники разделились во мнениях, советники медлили и сомневались, император мрачнел. Когда он спросил адмирала Нагано, начальника морского генштаба, будет ли победа в случае внезапного нападения столь же великой, какой она была при начале осады Порт-Артура в русско-японской войне, адмирал ответил, что вряд ли Япония вообще победит. (Возможно, в беседе с императором это заявление сопровождалось традиционным восточным поклоном отрицания, но все равно — признание поистине беспрецедентное.)

Почему же в итоге мучительных сомнений был одобрен чрезмерный риск? Отчасти потому, что раздражение, вызванное неудачными попытками запугать врага, привело к бескомпромиссному состоянию умов и уступкам гражданских, как и в случае с Бетманом, — чиновники уступили военным. Далее, нужно учесть захватнические настроения нацистов, благодаря которым казалось невозможным не воевать. Япония настолько желала войны, настолько хотела добиться невероятных побед, а именно — захватить Сингапур и взорвать Перл-Харбор, и это ввергло Соединенные Штаты в состояние, близкое к панике. Основная же причина, по которой Япония рискнула, состояла в следующем: она должна была либо наступать, либо довольствоваться статус-кво, чего никто не хотел и не был готов предложить из политических соображений. Воинственный настрой армии в Китае и партийная риторика на островах подталкивали Японию к строительству невозможной империи, от которой она уже не могла отказаться. Япония стала заложником собственных чрезмерных амбиций.

Альтернативой видится захват Голландской Индии без нападения на США. Пусть в тылу японцев осталось бы неизвестное число врагов, но все же неизвестность предпочтительней конкретного противника, особенно такого, который потенциально намного сильнее.

В общем, налицо весьма странный просчет. В период, когда, по меньшей мере, половина граждан США выступала за изоляционизм, Япония своими действиями объединила американцев и побудила Америку вступить в войну. А ведь буквально за несколько месяцев до нападения на Перл-Харбор разногласия были настолько сильными, что продление закона о годичном призыве прошло в Конгрессе с перевесом всего в один-единственный голос. Япония могла бы спокойно захватить Индостан, не опасаясь вмешательства Америки: никакие атаки на голландские, британские или французские колонии не заставили бы Штаты вступить в войну. Единственной побудительной причиной могло стать только нападение на американские территории. Похоже, Япония не предполагала, что следствием атаки на Перл-Харбор станет не ослабление боевого духа Америки, а напротив, подъем патриотизма. Источником этого невероятного непонимания оказалась так называемая культурная безграмотность, частая составляющая безумия. (Хотя эта культурная безграмотность была обоюдной, для Японии она стала критической.) Оценивая американцев по себе, японцы посчитали, что власти Штатов могут поднять народ на войну, когда им заблагорассудится, как это было в Японии. Из-за неведения, просчета или простой небрежности Япония подтолкнула потенциального противника к решительному вступлению в войну.

Хотя Япония только приступила к боевым действиям и еще не успела глубоко в них увязнуть, последствия для нее оказались поразительно схожими с положением Германии в 1916–1917 годах. Обе страны поставили на кон свою судьбу и жизни граждан, которые, в конечном счете, как сознавали многие, непременно будут потрачены зря. Мотивом же выступали непреодолимый соблазн господства, притязания на величие и откровенная алчность.

В вышеупомянутых случаях ярко проявляется принцип: безумие — дитя власти. Мы все знаем, благодаря бесконечно цитируемому изречению лорда Эктона, что власть развращает. Но не все знают, что она порождает безумие; привычка приказывать приводит к тому, что человек перестает думать; ответственность власти слабеет, когда могущество растет. Вся ответственность власти заключается в том, чтобы управлять настолько разумно, насколько это возможно, в интересах страны и ее граждан. Обязанность власти в этом процессе — оставаться осведомленной, учитывать информацию, сохранять разум и мышление открытыми и сопротивляться наползающим чарам глупости. Если разум открыт пониманию того, что данная политика принесет больше вреда, чем пользы, если он достаточно уверен в себе, чтобы это признать, и мудр, чтобы вовремя остановиться, — это верх мастерства управления.