Отцеубийца - Марина Александрова Страница 10

Великий же князь Юрий, отец Феодора, услышав об убиении сына своего благородного, начал плакать о нем и княгине молодой, и весь град рязанский плакал вместе с ними. Едва же отдохнув от этого великого плача – воспылал гневом праведным за смерть сына и невестки, и возжелал наказать обидчика. Хоть и имел он войско небольшое, все ж вышел на рать с Батыем во чистое поле. Полегли в том кровавом бою все воины русские, вместе с князьями своими.

А Батый, изничтожив войско Юрия, двинул рать свою несметную к столице Юрия, славному городу Рязани. Князь великий в том граде засел и ждал своего мучителя. Горел он лютой ненавистью и тосковал от беспомощности своей – войска-то уж почитай что не было у него, и не мог он встретить врага на его кровавом пути!

Много городов пожег Батый, пока к Рязани шел, много деревень разорил. Убивал он не щадя детей и стариков, женщин и юнцов. Кровь рекой текла по земле Русской, и плач великий стоял над ней.

– Это я видел! Они ж и нашу деревню спалили!

– Вашу-то они уж позже сожгли, когда пыл у них поугас! – мрачно усмехнулся дядька. – Если б вы им тогда под руку попались, то никто б не уцелел! А это уж они так – для острастки... Да ты слушай дальше!

Наконец подошли полчища Батыевы к славному городу Рязани. Пять дней стояли они под городскими стенами, пять дней оборонялись обессиленные защитники города. На шестой день изготовили татары лестницы и по ним начали взбираться на стены. Как могли отражали росичи их нападение: осыпали сверху каменьями, лили им на головы кипящую смолу и воду. Тогда взяли вороги орудья стенобитные и порушили кой-где городскую стену.

В проломы хлынули несметные Батыевы воины. Как черти, вышедшие из преисподней, шли они сквозь пламень и истребляли все и вся на своем пути.

Пали от нечистых рук татарских и князь великий, и мать его, и бояре. И среди простого люда, почитай, никого в живых не осталось. Столько людей мученическую смерть приняли, что и не счесть.

Несколько дней лютовали Батыевы воины в городе, несколько дней стоял вой и плач. Наконец, стихло все, потому как некому стало причитать и выть – не осталось в Рязани ни одной живой души, и Рязани самой не стало.

Стерев с лица земли сей славный град, двинулся Батый дальше, уничтожая деревни и города, опустошая землю Русскую. Подошел он к Москве и сжег ее дотла, взял в плен князя Владимира и, умертвив воеводу и всех жителей, пошел дальше.

Встали на пути душегуба стены великого града Владимира. Ужаснулись жители города, понимая, какая судьба им уготована. А Батый послал своих людей, которые спрашивали, в городе ли князь великий или нет его. Не знали защитники города, что юный князь их Владимир пленен татарами. Не стали говорить с проклятыми ворогами росичи, вместо ответа пустили в Батыевых людей острые стрелы. А татары выставили перед собой несчастного князя Владимира.

Великий плач поднялся за городскими стенами, однако сдаваться росичи не пожелали.

Против самих Золотых врат, что во Владимире, разбил Батый свои шатры и стал ждать, когда русы одумаются и сдадут город.

Больно уж велики орды татарские. Отрядил Батый своих людей, и взяли они без труда город Суздаль, истребив, как у них водится, всех жителей. Вернулись посланные к Батыю с легкой победой, кровью умытые.

Тем временем надоело хану ждать под стенами Владимира, и приказал он брать город приступом. Поняли владимирцы, что пришла их неминучая погибель. Князь Всеволод, жена его, бояре и многие родовитые люди собрались в храме и молились день и ночь напролет.

А на следующий день ворвались татары в город Владимир. Убили они почти всех жителей, а кого полонили, те умерли от жестокого холода. Расстались тогда с жизнями своими и славные князья, и все родичи княжьи.

После того, как взял хан Батый Владимир, пришла череда других городов русских. Разрушил он Ростов и Ярославль, сжег Городец, что на Волге-реке... Потом пошел Батый к Новгороду. Но испугался болот и лесов и так и не дошел до него. Повернул кровопийца обратно к Дону, но с того времени довлеет над Русью его злая воля! И нет сил у разоренной нашей земли противостоять его несметным полчищам...

Так закончил Иван свой невеселый рассказ, и повисло тягостное молчание. Лишь ветер шелестел в кронах плакучих ив над рекой, да журчала вода, да стрекотал в знойном мареве беззаботный кузнечик.

Дядя, как и в прошлые приезды, гостил недолго, и вскоре собрался в обратный путь. Мать провожала его с великой скорбью – время было тяжкое, и если кто с кем прощался, то всегда держал в уме – быть может, навеки. Оно и понятно было – Батый недалече, кто знает, может опять нагрянет, и тогда уж спасения не будет.

Роман хотел было проситься с дядькой, очень ему хотелось белый свет повидать, да потом передумал – матери и так нелегко, а уж с детьми малыми одной и вовсе невмоготу будет.

– Вы тут остерегайтесь, – говорил дядька Роману, седлая коня. – Батый ушел, да по всему видать – не навеки. Того и гляди, опять нагрянет... – Иван ожесточенно сплюнул наземь. – Времянки в лесах стройте... Как почуете неладное, сразу снимайтесь с места и в лес уходите. Они, татары эти, в лес обычно не суются – не привыкли по чащобам шастать, собачьи дети. Они все больше в степи... – Дядька глубоко вздохнул и присел на камень. – С тяжелым сердцем оставляю я вас. Боюсь, как бы чего не вышло! Уж лучше бы поехали вы все со мною, какое-никакое жилье вам бы нашлось, а до Новгорода-батюшки, даст Бог, Батый не дойдет. Но вот Дарья уперлась и хоть трава не расти! О малых бы подумала, что ли, если уж своя голова не дорога... – Дядька тяжело вздохнул, – Ладно, чего уж теперь! Но, если случится что, то вы как-нибудь ко мне перебирайтесь. В Новгороде я нынче, в дружине юного князя Александра Ярославича.

Дядька поднялся, обнял крепко Романа и, расцеловав троекратно, как на святую Пасху, сказал:

– Держись, малец, тяжкая доля выпала тебе, большая забота. Да только не сломить она должна тебя, а закалить. Знаешь, как меч булатный в горниле закаляется – он после огня только крепче становится. Так же и ты крепче духом стать должен.

С этими словами отринул Иван от себя Романа и пошел прощаться со своею сестрою и племянниками малыми.

Долгие проводы – лишние слезы. Это Иван знал точно, потому и прощание его было коротко. Скоро скакал он уже прочь на вороном своем коне. Мать, стоя возле крыльца, утирала слезы, непрерывно катящиеся по щекам. Близнята бегали рядом и то и дело теребили материну юбку, не в силах понять, отчего родительница их так грустна.

После отъезда Ивана жизнь скоро вошла в прежнее русло. В доме вновь стало тихо и скучно, как раньше. Хотя Иван помог сестре звонкой монетой и припасами – да все ж не сравнить с прошлой жизнью, когда в кисельных берегах молочные реки текли, а о татарах никто слыхом не слыхивал!