Конец XIX века. Власть и народ - Вольдемар Балязин Страница 10

Возвратившись с прогулки, Александр составил Акт о состоявшемся бракосочетании, подтвержденный подписями Адлерберга, Баранова, Рылеева и его собственной, и вслед за тем написал указ Правительствующему сенату: «Вторично вступив в законный брак с княжной Екатериной Михайловной Долгоруковой, Мы приказываем присвоить ей имя княгини Юрьевской с титулом „Светлейшей“. Мы приказываем присвоить то же имя с тем же титулом нашим детям: сыну нашему Георгию, дочерям Ольге и Екатерине, а также тем, которые могут родиться впоследствии, мы жалуем их всеми правами, принадлежащими законным детям сообразно статьи 14 Основных законов Империи и статьи 147 Учреждения императорской фамилии». Тем самым Екатерина Михайловна, а также Георгий, Ольга и Екатерина становились полноправными членами императорской фамилии, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Однако документ этот Александр до поры до времени решил сохранить в тайне. Лишь через 10 дней он сообщил о своем новом браке и подписанных после него документах приехавшему в Царское Село Лорис-Меликову, да и то предварительно взяв с него клятву о молчании. После этого царь сказал: «Я знаю, что ты мне предан. Впредь ты должен быть также предан моей жене и моим детям. Лучше других ты знаешь, что жизнь моя подвергается постоянной опасности. Я могу быть завтра убит. Когда меня не будет, не покидай этих столь дорогих для меня людей. Я надеюсь на тебя, Михаил Тариелович».

Впоследствии долгое время муссировались слухи, что Лорис-Меликов после взрыва в Зимнем дворце стал совершенно послушным орудием в руках Екатерины Михайловны, которая как любящая женщина и мать все силы направила на то, чтобы спасти жизнь Александра. Она считала, что царь будет в безопасности лишь тогда, когда террористы откажутся от своих намерений убить его. А это может быть осуществлено только в одном-единственном случае: если царь и Лорис-Меликов пойдут на выполнение их требований. И так как она видела, что эти фанатики неспособны ни к какому компромиссу, то она умолила «диктатора» протянуть им руку примирения. Реакцией на эти слухи было то, что наиболее решительные сторонники самодержавия, не склонные ни к каким уступкам, возмущались и уклонялись от деятельности. А среди крестьян даже в провинциальной глуши были убеждены, что Лорис-Меликов и сам тайный агент террористов. Утверждали, что армянского генерала наняли помещики, недовольные освобождением крестьян, чтобы убить батюшку-царя.

Скрытый семейный и политический конфликты

Между тем жизнь страны шла своим чередом, и Лорис-Меликов не только пытался искоренять крамолу, но и по мере возможности старался продолжать развитие реформ. С этой целью он убедил царя ликвидировать Верховную распорядительную комиссию, закрыть Третье отделение, а его самого, освободив от всех экстраординарных должностей, назначить министром внутренних дел. 6 августа Александр согласился, а еще через 10 дней выехал в Ливадию на летний отдых. Впервые он ехал вместе с Екатериной Михайловной, Георгием и Ольгой в царском поезде совершенно открыто и официально, так как накануне отъезда уведомил о состоявшейся женитьбе цесаревича Александра Александровича. Наследник престола, выслушав отца, проявил сдержанность и почтительность, какие другой на его месте мог бы и не обнаружить, ведь речь шла о таком изменении в семье, которое прежде всего ставило под угрозу его статус наследника.

Положение цесаревича осложнялось еще и тем, что он возглавлял при дворе «партию» контрреформ. Правда, это название «партия» получила чуть позже, когда контрреформы начали осуществляться на практике, но и тогда она уже существовала, включая ближайших сотрудников и единомышленников цесаревича, собиравшихся в занимаемом им Аничковом дворце. Это были решительные сторонники неограниченного самодержавия и ортодоксального православия – люди волевые, решительные, упрямые, до конца уверенные в собственной правоте. За их плечами был большой государственный опыт, отличное знание государственного механизма и лабиринтов российской административной системы. В этой «партии» первые роли играли графы Д. А. Толстой и Н. П. Игнатьев, князья С. М. Воронцов, В. П. Мещерский, М. Н. Катков, К. П. Победоносцев. Занимая высокие посты, они в еще большей степени имели неофициальное влияние либо благодаря своим традиционным родовым связям, либо высокому общественному авторитету в рядах правой оппозиции. Им противостояла немногочисленная группа сторонников умеренных реформ, группировавшаяся вокруг царя.

Лорис-Меликов, за день до отъезда царя в Ливадию, встретился с наследником у императора, и они вместе попытались доказать цесаревичу, что консервация общества приведет лишь к усилению революционеров, в то время как либерализация режима лишит их почвы и питательных соков недовольства самодержавием, которыми они кормятся, эксплуатируя возмущение городского плебса и разночинцев.

В Ливадии Лорис-Меликов вернулся к этой проблеме и стал настойчиво доказывать царю, что окончательную победу над революционерами они одержат только тогда, когда даруют России конституцию. Александр не отвергал и не принимал идею преобразования государства в конституционную монархию, пообещав Лорис-Меликову решить вопрос по возвращении в Петербург. Чтобы склонить царя к принятию решения, Лорис-Меликов стал играть на самых тонких струнах его сердца. Однажды он вспомнил, что первой женой первого русского царя из дома Романовых была княгиня Мария Владимировна Долгорукова; в другой раз, задумчиво поглядев на Георгия, он сказал: «Когда русский народ познакомится с сыном Вашего Величества, он весь, как один человек, скажет: „Вот этот – наш“. Через несколько дней после этого Александр наградил Лорис-Меликова орденом Андрея Первозванного. Было ли награждение связано с последним эпизодом, можно только гадать, но факт остается фактом.

Прижизненное завещание

11 сентября 1880 года Александр перевел в Государственный банк 3 302 970 рублей на имя Екатерины Михайловны Долгоруковой, написав: «Ей одной я даю право распоряжаться этим капиталом при моей жизни и после моей смерти». И, подкрепляя свое распоряжение, через 2 месяца, находясь на отдыхе в Ливадии 9 ноября он написал цесаревичу такое письмо: «Дорогой Саша! В случае моей смерти поручаю тебе мою жену и детей. Твое дружественное расположение к ним, проявившееся с первого же дня знакомства и бывшее для нас подлинной радостью, заставляет меня верить, что ты не покинешь их и будешь им покровителем и добрым советчиком.

При жизни моей жены наши дети должны оставаться лишь под ее опекой. Но если Всемогущий Бог призовет ее к себе до совершеннолетия детей, то я желаю, чтобы их опекуном был назначен генерал Рылеев или другое лицо по его выбору и с твоего согласия.

Моя жена ничего не унаследовала от своей семьи. Таким образом, все имущество, принадлежащее ей теперь, движимое и недвижимое, приобретено ею лично, и ее родные не имеют на это имущество никаких прав. Из осторожности она завещала мне все свое состояние, и между нами было условлено, что если на мою долю выпадет несчастье ее пережить, все ее состояние будет поровну разделено между нашими детьми и передано им мною после их совершеннолетия или при выходе замуж наших дочерей.

Пока наш брак не будет объявлен, капитал, внесенный мною в Государственный банк, принадлежит моей жене в силу документа, выданного ей мною.