Батый - Василий Ян Страница 10

…Легко несется его конь;

На полсажени быстрее мысли тот конь,

На сажень – быстрее ветра.

Поэма «Джангар»

В зеленой степи на свободе паслось несколько тысяч коней. Казалось, они рассыпались в беспорядке. Но табуны, медленно передвигавшиеся по равнине, были разбиты на отдельные группы, или «косяки», которые не смешивались друг с другом, за чем зорко следили табунщики.

Каждый косяк состоял из старой матки и пятнадцати-двадцати молодых коней одной масти – темно – или светло-рыжих, буланых, гнедых и других. Старый злой жеребец не отходил от своего косяка, оберегая его.

Табунщики на горбоносых тощих конях с гиканьем скакали между косяками и, размахивая укрюками, ловко разгоняли сцепившихся в драке жеребцов.

Среди конюхов-табунщиков было пять сыновей Назара-Кяризека. Старшему, Демиру, было лет тридцать, младшему, Мусуку, – семнадцать. Братья славились как отчаянные укротители коней и бесстрашные охотники на волков, на которых они бросались с одной плетью. Зимой и летом, днем и ночью, в стужу и в проливной дождь разъезжали они вокруг табунов хана Баяндера, охраняя их от воров и хищников. Хан Баяндер не очень жаловал своих верных сторожей. Он только все обещал наградить их «по-хански». Но пока что на табунщиках вместо одежды были лохмотья, выцветшие и бурые, как степь, на ногах – самодельные сапоги, сшитые из невыделанных шкурок сусликов, а шапку заменяла собственная грива спутанных волос. Обожженные солнцем, почерневшие, они сжились со степью, как кони и большие лохматые собаки, и сами стали частью барханов, ковыльной равнины, ветра и плывущих мимо облаков.

В этом табуне Арапша заметил среди мирно пасущихся коней стройного белого жеребца, своего Акчиана. Он неукротимым зверем носился между косяками, наслаждаясь привольем, смело схватываясь с другими жеребцами. С диким визгом вцепился он зубами в шею рыжего жеребца, опрокинул его и с звонким ржанием поскакал дальше по степи. Ветер развевал его серебристую гриву.

Арапша свистнул. Акчиан остановился и насторожил уши, Арапша свистнул еще раз и услыхал ответное ржанье. Изогнув шею и легко выбрасывая стройные ноги, Акчиан понесся упругими скачками навстречу хозяину.

Но два табунщика уже давно следили за ним и помчались наперерез, высвобождая арканы. Арапша изо всех сил бежал к коню, но было поздно: два аркана захлестнули шею скакуна, и он остановился, бросаясь в стороны, стараясь вырваться на волю.

– Оставьте! Это мой конь! Он под моим седлом! – кричал Арапша.

– Уходи отсюда, пока цел, степной бродяга, конокрад! – кричали табунщики. Один из них спрыгнул с коня и вцепился в повод Акчиана. – Здесь земля и табуны хана Баяндера! Бродячий конь – добыча хана!..

Арапша выхватил меч и крикнул с таким бешенством, что табунщики попятились:

– Слушайте вы, жалкие рабы Баяндера! Вы, ханские табунщики, крадете чужих коней? Не хотите ли вы поставить ваше паршивое тавро на серебристой коже этого благородного коня?

– Хан Баяндер сам поставит тебе на лоб свое тавро, – ответил табунщик, – и будешь ты лежать падалью на кургане!

Говоривший отскочил в сторону, едва успев увернуться от разъяренного воина, бросившегося на него с поднятым мечом.

Но Арапше неожиданно загородил дорогу выбежавший из шалаша смуглый коренастый монгол в рваном плаще.

– Постой, бек-джигит! – сказал он спокойно. – Ты всегда успеешь светлой саблей зарубить грубияна. Выслушай сперва, что я скажу тебе. А твой конь от тебя никуда не уйдет!

Он сделал знак рукой, и табунщики распутали петли, наброшенные на белого жеребца. Говоривший был молод. Темный пушок едва оттенял его верхнюю губу. Под сдвинутыми бровями застыли скошенные, холодные, точно стеклянные, глаза, в которых чувствовалась затаенная, неотступная мысль. Он держался с уверенностью, казавшейся странной при его выцветшем, нищенском плаще.

Арапша невольно остановился, пораженный властным выражением лица незнакомца, и вдруг вспомнил слова Хаджи Рахима: «Конь к тебе вернется… На нем уехал необычайный человек, который может за него дать тебе тысячу коней…»

– Твоего жеребца никто не посмеет тронуть, – продолжал молодой монгол. – На нем ускакал я, когда за мной гнались враги. Я покупаю его. Сколько золотых динаров [40]ты за него хочешь?

– Продать моего Акчиана?! – воскликнул Арапша. – Для смелого джигита конь – лучший друг! Разве друзьями торгуют?

– Ты хорошо сказал! – ответил незнакомец. – Этот благородный конь создан для того, чтобы на нем ездил султан, хан или сам каган. Для чего тебе, смелому, но простому джигиту, такой конь? Я заплачу тебе за него столько, что ты купишь себе десяток добрых коней и шелковую одежду. Говори, что ты хочешь за коня?

– Я ничего не хочу! – возразил Арапша. – Я только что с трудом нашел его. У меня нет родины, нет юрты, нет белобородого отца или смелого брата. Все мое богатство – меч и этот конь. Зачем же ты хочешь отнять его? Кто спасет меня в огне битвы, на краю пропасти? Я не отдам его!